Добравшись до своей комнаты, Джоан вынула помятую записку Чарли из книги и прочитала ее еще раз. Три извинения и слегка подтрунивающий тон, но в нем была искренность. Она представила себе их поцелуй, затем вспомнила, какого мнения о Чарли держалась Мод, и подержала записку над мусорной корзиной. Но не бросила туда. Джоан знала, что ей нужен план, однако, как ни пыталась, не сумела ничего придумать. Она даже не смогла приступить к его разработке.
Чем больше она раздумывала над ситуацией, в которой оказалась, тем больше вопросов у нее возникало. Во-первых, Джоан не понимала, зачем Рори за ней ухаживал. Кроме того, ей хотелось знать, о чем спорили Рори и Даниэль. И наконец, она вспоминала о свадьбе и о том, как Рори откладывал ее в течение многих месяцев. Внезапно открывшаяся правда заставила Джоан пожалеть, что она узнала слишком многое. Прежнее неведение представлялось ей сущим блаженством.
Теперь каждый раз, когда Джоан видела Рори, слова замирали на губах. Она не хотела вымещать на нем обиду, как ребенок, но без такой побудительной причины неизменно начинала спрашивать себя, пришло ли подходящее время, и в результате продолжала хранить молчание.
Однажды ранним вечером она спустилась на галерею, смешала джин с тоником и, облокотившись на балюстраду, принялась смотреть на Джалали, думая при этом о Салиме. Сперва Джоан захотелось пожелать ему мужества и сил, но тут она поняла, что сама в них нуждается. Некоторое время спустя подошел Рори и встал рядом. Она принялась разглядывать его, пока он любовался морем, ее глаза скользили по такому знакомому изгибу подбородка и скул, мягким карим глазам под густыми бровями, округлому лбу и вьющимся волосам. Должно быть, он обратил внимание на ее пристальный взгляд, но в течение долгого времени делал вид, что не замечает его. В конце концов у него, похоже, не осталось выбора, и он мельком посмотрел на Джоан, улыбнувшись уголками губ. Глаза у него бегали из стороны в сторону, он явно старался не поворачиваться к ней, часто моргал, а губы были плотно сжаты.
К своему удивлению, Джоан поняла, что он боится. Боится того, что она может сказать. Что-то внутри ее улетучилось – то ли негодование, то ли решимость. В общем, она сама не поняла. Она положила ладонь на его руку, легонько сжала, и они оба, похоже, почувствовали, что перемирие заключено, хотя бы и временное. Они расслабились. Рори уперся локтями в перила и опустил плечи. Он выглядел измотанным, а Джоан, решив, что не станет пока заводить неприятный разговор, почувствовала прилив усталости. Истома сменила накопившуюся напряженность. Она понимала, что это трусость, еще одно маленькое поражение, но каким оно было желанным!
Вечер был влажный, теплый и сумрачный. Луна не показывалась. На юго-западе, над горным массивом, то и дело полыхали далекие зарницы. Джоан какое-то время наблюдала за ними, думая о Даниэле, возможно пытающемся уснуть где-то там, несмотря на вспышки небесного электричества. В детстве он боялся грозы, и когда та начиналась, обычно приходил в комнату Джоан, залезал в кровать и сворачивался клубочком у нее под боком, неподвижный и настороженный. Потом ей пришло в голову, что это артиллерийские выстрелы или разрывы гранат. Она спрашивала себя, не стала ли свидетельницей начала военных действий, и ушла спать встревоженная. Ночью ей приснилась пушечная канонада. Она спала беспокойно, урывками и проснулась, когда было еще темно, уверенная, что на самом деле слышала звук выстрела, причем не слишком далеко. Затаив дыхание, она села в постели, опасаясь продолжения, но больше ничего не дождалась и в итоге опять уснула.
Утром Роберта то и дело отрывали от завтрака. Один за другим входили разные клерки, шептали ему что-то на ухо или показывали бумаги, при виде которых тот начинал хмуриться. В конце концов он отставил чашечку с кофе и встал.
– В чем дело? – спросила Мэриан.
– Что-то с Даниэлем? – тут же вставила Джоан, похолодев.
– Нет-нет, о твоем брате ничего не слышно, Джоан. Происшествие случилось гораздо ближе к нам. Побег из тюрьмы.
– Какой побег? – недоверчиво спросила Мэриан. – Я думала, такое невозможно.
– Ну, если этому человеку удастся уйти, он действительно будет первым, – кивнул Роберт.