Потом она поспешила обратно в лагерь – прежде, чем ее успели хватиться. Настало время ланча, в столовой было полно народа, в ней царили шум и суета. И тут выяснилось, что даже нескольких минут в тишине пустыни было довольно, чтобы эти звуки начали казаться Джоан назойливыми. Тряхнув головой, она осмотрелась и увидела Питера Сойера, который помахал ей, приглашая за свой стол. Там же сидели Мэтью Джонс и еще несколько человек, которым ее немедленно представили.
– Ну и как вам этот маленький оазис, который мы тут построили? – спросил Мэтью, когда она села.
– Очень впечатляет. Но, по правде сказать, меня больше интересует пустыня вокруг него, – призналась Джоан.
– О, фанатик пустыни! Мне доводилось встречать таких, как вы, – проговорил Питер. – Пива? Его у нас сколько хочешь, но, боюсь, ничего более крепкого нам здесь пить не разрешено.
– Спасибо. А вы там когда-нибудь бывали? Я имею в виду пустыню Руб-эль-Хали, – спросила Джоан. – Хотя бы кто-то из вас? Вы видели дюны?
Все покачали головами и пробормотали, что нет.
– Зачем? – удивился Мэтью. – Ведь нефти там нет.
– Но разве вас туда не тянет, ведь вы живете так близко к пескам?
Присутствующие обменялись веселыми взглядами.
– Думаю, вас лучше поскорей отправить обратно на самолете, пока с вами что-нибудь не случилось, милочка, – заявил человек с австралийским акцентом.
Джоан встревоженно посмотрела на Питера, и тот ободряюще улыбнулся.
– Не беспокойтесь, до завтрашнего дня с вами ничего не случится. Если хотите, я постучу в вашу дверь на рассвете. Тогда вы сможете встать и полюбоваться восходом солнца. Здесь это зрелище великолепно. А кроме того, было бы негуманно помешать вам сегодня вечером встретиться с вашим гостем, – добавил он.
– С кем?
– Не важно. Что вам положить? Стейк замечателен, лобстеры тоже.
Ланч был очень сытным и вкусным, хоть его и подали в простом домике, в сотнях миль от поставщиков пресной воды и продуктов. Однако в распоряжении поваров были вырезка, свежие овощи, сливки и шоколад.
– Деньги, – коротко произнес Питер, когда Джоан восхитилась гастрономическим изобилием. – Здесь их уйма. И ведь мы еще не нашли нефти.
Джоан вспомнились узники в Джалали, у которых не хватало даже питьевой воды. Тюрьма и лагерь нефтяников, похоже, существовали в разных мирах. Чувствуя себя виноватой, она все-таки наелась так, что насилу могла двигаться, а потому решила отоспаться днем. Проснувшись, девушка нашла общую комнату, где пришедшие со смены буровики играли в настольный футбол и читали газеты. Выпив наскоро кофе, она вышла из домика и снова погрузилась в безмолвие пустыни, наслаждаясь одиночеством. На этот раз Джоан зашла еще дальше и присела на камень, чтобы понаблюдать закат, похожий на бесшумный взрыв оранжевого и розового. Ветер изменил направление и, насвистывая, дул ей в спину, как будто солнце притягивало к себе воздух. Едва последний луч погас, жара заметно спала. Джоан смотрела на полыхающее небо, все подмечала и не позволяла себе ни о чем думать. Эта намеренная пустота в голове освежила ее не хуже хорошего ночного сна. Когда девушка услышала за спиной стук запущенного в лагере генератора, она направилась назад сквозь сгущающуюся темноту, ощущая себя старше, мудрее. Ее не заботило то, что это чувство было иллюзией, а не решением проблем.
По дороге в лагерь она прошла неподалеку от крытых пальмовыми листьями хижин рабочих-арабов и увидела группу из четырех мужчин, сидящих на корточках вокруг только что разожженного костра. Они были одеты в линялые рубахи и саронги племен, живущих в пустыне, и поношенные кожаные сандалии на босу ногу. У каждого она увидела по кинжалу на поясе и по старой винтовке Мартини в руках, на стволы которых они опирались. В отблесках огня эти люди казались пришельцами из прежних веков, варящими кофе в погнутом оловянном сосуде с зернами граната в крышке, чтобы они своим постукиванием отгоняли джиннов. Затем Джоан заметила, что старший из мужчин слеп на один глаз. Тот был затуманен, красные и опухшие веки вокруг него почти сомкнулись. Грязный след слез бежал по изгибу щеки. У другого был неправильный прикус, и нижняя челюсть далеко выдавалась вперед. У третьего из-за искривления позвоночника одно плечо было выше другого. Их неподвижность больше походила на апатию, и образ успокоительного безвременья был омрачен видом страданий и болезни.