Горе Джоан усугублялось тем, что она не проснулась вовремя и пропустила рассвет, прозевав, может быть, единственный шанс наблюдать за восходом солнца в пустыне. Слезы навернулись ей на глаза. Она взяла чашку чая, еще теплую булочку и принялась винить во всем Чарли Эллиота. После завтрака она молча села в самолет с чувством невыразимого отчаяния, потому что мир и блаженство, которые она испытывала накануне, теперь отступали с каждой минутой. Остался только вкус поцелуя Чарли, перебивая все остальное. В течение двух часов полета она жадно смотрела в окно, впитывая пейзажи, пытаясь забыть и вспомнить. Питер Сойер, по всей видимости озадаченный переменой в ее настроении, предоставил Джоан самой себе. Они приземлились в Бейт-аль-Фаладже около десяти утра, без происшествий. В лагере оказалось непривычно тихо. Никто не суетился – было заметно, что основные силы перебазировались в Низву. Тишина вызвала у Джоан меланхолическое чувство покинутости. Все закончилось. Она пошла к ожидавшему автомобилю, не слишком таясь от посторонних глаз. Беспечность всегда была одним из ее недостатков.
Тем не менее она возвратилась в представительство с некоторым трепетом. Роберт уже исчез в офисе, но Мэриан и Рори сидели на галерее, заканчивая завтрак. Джоан помедлила, прежде чем к ним выйти, собираясь с духом и репетируя легкомысленное настроение.
– Ах, вот и ты. А мы только что гадали, когда ты вернешься, – проговорила Мэриан, сдвигая солнцезащитные очки на кончик носа и глядя поверх них на Джоан. Она была одета, как всегда, безупречно, и Джоан вдруг обратила внимание на свою запылившуюся одежду, а также на губы, саднящие после поцелуя Чарли. Она нервно вытерла ладони о брюки. – Ты вполне насладилась своим маленьким путешествием?
– Путешествием? – эхом отозвалась Джоан.
У нее вдруг пересохло во рту.
– Да, за ворота Моската?
– О да! Спасибо. Мы провели замечательный вечер с мисс Викери. Но все равно жаль, что пришлось пропустить завтрак здесь. У вас он гораздо лучше.
– Ну, у нас еще много чего осталось, – проговорила Мэриан, протягивая руку к заварочному чайнику. – Чая?
Мэриан поднялась и ушла, оставив Джоан наедине с Рори. Тот был каким-то притихшим, и Джоан поняла, что он не открывал рта с момента ее возвращения. А еще она поняла, хоть и слишком поздно, что ей не хотелось оставаться с ним с глазу на глаз. Отважившись бросить на него взгляд, Джоан, прихлебнув тепловатого чая, заметила странное выражение его лица. Рори выглядел хорошо отдохнувшим. Теней под глазами не было, но почему-то сегодня он казался немного старше: брови нахмурены, между ними небольшая складочка, рот плотно сжат. Это было необычно. У нее возникло тревожное чувство, будто в нем уживаются два человека – одного она знала, другого нет. Она откашлялась и попыталась успокоиться.
– Что-то ты сегодня молчаливый, Рори, – сказала Джоан. – У тебя все хорошо?
– Не уверен, – ответил Рори, глядя на свои пальцы, нервно крошащие корку хлеба. У Джоан возникло щемящее чувство, и она ничего не ответила. – Я пошел в дом Мод сегодня утром, когда ворота открылись. Думал проводить тебя обратно или пригласить на завтрак в маленькое кафе на набережной, где пьют кофе лодочники. – Рори нервно смахнул крошки со стола. – Но конечно, тебя я там не нашел. Ночевать ты у Мод тоже не оставалась. – Он посмотрел на нее, но она отвела взгляд. В голове не шевельнулось ни одной мысли. – Итак, Джоан, ты собираешься рассказать, где была и с кем?
Палестина и Сирия, 1905 год, апрель