Девушка из Дубровника

И действительно, все суставы… нет, не болели. Просто давали о себе знать, как будто перед непогодой организм проводил перекличку. «Правое колено?» — «Я!» — «Левое?» — «На месте». — «Плечи?» — «Туточки». И так, пока не отзовутся все, до самого маленького. И сколько же их в человеке! Я старалась не задумываться, что со мной будет в старости. Если доживу, конечно. Наверняка ничего хорошего.

Когда солнце начало заваливаться за Сустепан, мы поужинали в «Посейдоне» и вернулись к себе. На юге нет долгих сумерек, как у нас в Питере. Только солнце зашло — словно выключатель повернули, сразу темнота. Как и позавчера, мы устроились на балконе в одном шезлонге — смотреть на море и на звезды. Я пила вино и общипывала гроздь винограда, Глеб решил не рисковать.

— Ты случаем не Козерог? — поинтересовалась я.

— Как ты догадалась? — удивился Глеб.

— У тебя склонность к ритуальному поведению. Если что-то зашло, будешь повторять постоянно. Подозреваю, что все оставшиеся дни мы будем каждый вечер вот так сидеть здесь. Пить вино и считать самолеты.

— Что-то мне подсказывает, ты тоже из козлиной стаи.

— Ужасно, — вздохнула я. — У тебя когда?

— Двенадцатого января. А у тебя? И почему ужасно?

— Семнадцатого. Ужасно, потому что если мы упремся рогами… В общем, в горной речке утром рано утонули два барана.

— А если не столкнемся и окажемся в одной упряжке, то горы свернем. Послушай, Ника…

Что-то в его тоне мне не понравилось, внутри шевельнулся неприятный холодок.

— Я тебе сказал сегодня, что в настоящей жизни столько не пью…

— Глеб!

— Послушай, пожалуйста. Может, конечно, мне не стоит все это говорить, но…

Заранее захотелось плакать, потому что ничего хорошего от его слов я не ждала.

— Прозвучало действительно не очень приятно, насчет настоящей жизни, но это правда. Там, — Глеб дернул подбородком куда-то в сторону, подразумевая повседневную действительность, — я совсем не такой, как здесь. И, я думаю, настоящий Глеб Осадчий тебе вряд ли бы понравился.

Мимолетом промелькнуло, что фамилия у него какая-то дурацкая, хотя, по большому счету, дурацкой была сама эта мысль.

— И что в тебе такого ужасного? — спросила я, удивляясь, что голос звучит спокойно, если не равнодушно.

— Фактически вся моя жизнь — это работа. Сначала она была средством чего-то добиться, может быть, кому-то что-то доказать. Но потом сама стала целью. Все остальное — вторично. Деньги — это не главное. Главное — что я могу.

— Власть?

— Не совсем, — он покачал головой. — Это тоже, да, но это не все. Скорее, контроль. Возможность. Потенциал. Я знаю, на что способен, могу поставить цели и получить то, чего хочу. Могу заставить других делать то, что мне надо. Любыми способами. Ника, я манипулятор и беспринципная сволочь. У меня нет друзей. Там — нет. Только семья и сотрудники. И конкуренты. Ты не представляешь, сколько людей меня ненавидят. И женщины, кстати, тоже. Никогда не оправдываю их ожиданий.

Я подумала, что ожидания мелированной крысы Лидки он наверняка оправдал, раз она с таким визгом на нем повисла, но решила, что лучше это не озвучивать.

— И зачем ты мне все это говоришь?

Сидя у него на коленях, мне было не слишком удобно смотреть ему в лицо, но я все-таки повернулась.

— Не знаю, — Глеб все так же глядел куда-то сквозь меня. — Наверно, чтобы ты знала. Так, по крайней мере, честно.

Я подумала, что все это уже плохо вписывается в рамки стандартного курортного романа. Да и с самого начала, пожалуй, не слишком-то вписывалось.

— Знаешь, Глеб… — я провела рукой по его волосам. — Мне кажется, ты ошибаешься.

— В чем? — усмехнулся он.

— Мне кажется, настоящий ты как раз не там, а здесь. Ты говорил, что приезжаешь сюда каждый год, ищешь маленького мальчика, которого давно уже нет. Но, наверно, все-таки не за этим. То есть не только за этим. Ты ведь вполне можешь позволить себе самые лучшие курорты, пятизвездочные гостиницы, а не облезлый городишко на задворках Европы, комнату в доме друга и столетнюю хонду в аренду.

Я бы ни за что на свете не призналась, что утром, прежде чем идти завтракать, проверила в банкомате баланс на карте Глеба. В конце концов, сказать можно что угодно. Там было даже больше пяти тысяч евро. На карте, которую он просто так отдал женщине, с которой знаком всего несколько дней.

— Ты приезжаешь туда, — продолжала я, — где тебя знают не как беспринципную сволочь, а как того самого маленького мальчика. И того, кем этот мальчик стал. Потому что только с этими людьми ты можешь быть самим собой.

Мы не включали на балконе лампочку, но даже в тусклом свете из комнаты я заметила, как по его лицу пробежала растерянность. Так выглядит человек, который постоянно носит очки, когда снимает их. Он нашел мою руку и прикоснулся губами к ладони. Мы сидели и молчали, пока мне это не надоело.

— Беспринципная сволочь Глеб Осадчий, — сказала я ему на ухо, — если твоя минутка самокопания закончена, осмелюсь напомнить, что у тебя на коленях сидит женщина, которая готова с тобой трахаться двадцать четыре часа в сутки без перерыва на обед. И твоя временная импотенция ее очень огорчает. Так что…