Девушка кормившая чаек (СИ)

— Ах, вот как, — я с грохотом отодвинув стул, беру обеими руками тарелку. — Теперь понятно, почему все здоровы и ты явился нас навестить. А я еще оправдываюсь, как дура! Иди ты в задницу!

— Я приехал, как только смог! — Ральф поднимается вслед за мной и, собрав приборы, швыряет в тарелку. — И не смей сейчас обвинять меня!..

— Как ты можешь так относиться к Джессике? Бедняжка столько перенесла, — вмешивается тетя.

— Еще бы!

Я почти вижу, Джессику много лет назад.

Голый зад Ральфа между ее раскинутых ног. Ее крепко стиснутые зубы. Выражение лица, будто ей кишечник промывают пожарным шлангом.

— Хоть бы ей ребенка сделал — для папочки.

Ральф кидает в мою сторону взгляд, подобный булыжнику.

— Было бы неплохо, чтобы ты с ней поговорил! — намекает тетя.

Тот кивает в сторону кухни.

— Поговорим?

— Не хочу.

— Она не хочет.

Тетя вздыхает.

— С Джессикой! Ей бы так помогло духовное руководство.

— А этим не может заняться нынешний приходской священник?

— Мог бы, но, — тетя Агата деликатно прокашливается. — Разве вы не были друзьями?..

— Мы трахались, тетя.

— Дорогой! Здесь Верена!..

— Верена в курсе! — он коротко оглядывается, шагая к кухонной двери. — Она за нами подглядывала.

— Слышать не желаю подобные мерзости!

— Ты бы это видела, — невинно вставляю я, настигая его у раковины.

— Если так мерзко было, чего ты смотрела? — парирует Ральф.

— Чтобы больше знать о грехе.

— А что, есть то, чего ты пока не знаешь?

Я швыряю тарелку в мойку, надеясь ее разбить. Но тарелки бьются только тогда, когда этого не хочешь. Ральф ногой захлопывает кухонную дверь. Ту, что ведет из гостиной.

— Прекрати это! Я приехал, не из-за Джессики. Я приехал из-за тебя. Это лишь совпадение.

— А я не понимаю в геометрии вовсе не для того, чтобы репетиторов трахать! Просто... мне одиноко!

— Как дела в Гамбурге, Ральф? — спрашивает тетя, беззастенчиво проникая в кухню из коридора.

У него такие глаза в этот миг, что еще мгновение и он сядет.

За нанесение увечий пожилой женщине. Поджав губы, тетя принимается обиженно загружать посудомоечную машину.

— Какие чашки для кофе ставить? — сжав напряженный бицепс звереющего Ральфа, я против воли пытаюсь спасти ее. — Розовые или те новые, с ландышами?

— С ландышами, конечно! — машинально отвечает тетя Агата. — Послушай, дорогой...

— А ты купила тот бисквитный рулет?.. С лимонным кремом. Коричневый.

Тетушка замирает, позабыв обо всем. Можно спокойно доводить Ральфа намеками, стравливать с любовницами и добивать беседами не о чем. Но купить не тот бисквитный рулет?!

Всему на свете должны быть свои пределы!

— Нет, — стонет она. Таким тоном, словно совершила Непоправимое. — С лимонным не было!

Одна только мысль, что ее обожаемый мальчик вместо своего любимого лимонного крема, станет давиться малиновым, приводит тетю в отчаяние. Она замирает на месте, прижимая руки к груди. Смотрит на меня вытаращенными глазами. И лишь потом осмеливается обратиться к Ральфу.

— Я совсем забыла тебе сказать, дорогой!.. Я купила другой рулет.

— Ну, вот! — отвечаю я инквизиторским тоном. — Говорила тебе: его быстрей всего разбирают. Но как ты могла поехать в кондитерскую, когда в городе тихо спали люди, еще не отраханные в мозг?

— Я просто хотела быть уверена, что дамы справятся без меня...

— Куда уж им. Пойду пирог принесу. Поможете, падре?

— Лучше ты убирай посуду, — начинает смутно догадываться тетя, — а я принесу пирог.

— Не говори глупостей! — зло обрываю я. — Ральф, скажи ей! Даже я по этой лестнице не рискую ходить, если заняты две руки сразу. А ей — плевать. Прыгает так, словно шейки ее бедер бессмертны.

***

Опираясь рукой о стену, я первая спускаюсь в пахнущую мхом и мокрым камнем прохладу. Лестница настолько крутая, что стоит посмотреть вниз и голова кружится. По коже бегут мурашки. Наш подвал представляет собой анфиладу прохладных маленьких переходящих друг в друга комнаток, в которых мы храним продукты, напитки и посуду и спортивные тренажеры. В них легко заблудиться, если точно не знать, куда направляешься.

Бывший хозяин, как рассказала мне однажды фрау Вальденбергер, в войну потерял родителей при налете американцев. Поэтому, строя дом он сделал подвальное помещение похожим на катакомбы. В них можно было спрятаться, потеряться, застать незванных гостей врасплох.

Тетя в кухне все еще спорит с Ральфом. Сама мысль о том, что он что-то сделает, пока она будет праздно сидеть наверху, повергает ее в пучины отчаяния. Выразив все возможные сомнения по поводу того, сумеет ли он отыскать ту комнатку, в которой она оставила пироги, тетя позволяет ему спуститься.

Словно Ариадна, провожающая Тезея.

— Нашел? — кукует она с вершины лестницы, бессмысленно вглядывается в темный узкий провал.

— Иди на мой голос и постарайся не разбудить Минотавра, — вставляю я, стоя на цыпочках у стола, который сослан в подвал потому, что Ральф купил тете Агате новую кухню не дождавшись морального разложения старой. Из стенного шкафчика, оказавшегося здесь по той же причине, я аккуратно достаю большую коробку. Там, обернутые папиросной бумагой, лежат тончайшие фарфоровые чашечки на которых нарисованы ландыши.