Девушка кормившая чаек (СИ)

Она так тщательно пересчитывает петли, что я начинаю сомневаться. А так ли она глупа? Знает ведь, нюхом чует, что я затеяла. И пытается всеми силами помешать.

— Джессика тоже приедет?

Тетя Агата хмурится, сурово препоясывая чресла. Она с утра преисполнена решимости побороть весь городской блуд разом. Уже поругалась с Эльке у булочной и науськала отца Хоффлера, требуя упомянуть о порочности подобных связей на проповеди.

— Скажи мне. Я должна знать.

Тетушка очень совестливая, она никак не может солгать.

Заводит речь о счастливой Эльке. Мол, как это отвратительно — заниматься сексом вне брака. Не материнства ради, — это тетя еще могла бы понять. Но удовольствие?

От ЭТОГО???

— Брось ты! — говорю я, складывая руки на животе. — Никто бы не занимался сексом, если бы он не приносил удовольствия.

— Тьфу! Даже думать противно.

— А может быть, у фрау Энгель любовь? — возмущаюсь я, чтобы ее позлить.

— С двумя сразу? — щурится из-под тетя очков.

— А что с того? Может быть, один не справляется. Не забывай, что эти ребята травматизированы.

Тетя не понимает сарказма, как фрау Вальденбергер. И я жалею, что потратила на нее такую хорошую шутку. Меняю тему.

— Помнишь, я в детстве мечтала, что выйду замуж за Филипапа и Ральфа? Кстати, как кты думаешь, Филипп...

— Я не хочу говорить о нем! Извращенец проклятый!.. Ральф снова с Дже... — тетя прикусывает язык, вспыхивая ярче, чем костер Инквизиции. — Я не то хотела сказать!

Лизель была права: правда ранит, но не смертельно. Значит, он все еще справляет свою нужду в Джессику. А еще говорят, что на свете, будто бы, нет любви!

— Он — мужчина! — бросается на его защиту тетушка. — То, что ему простительно, не простительно тебе! Девушка должна заботиться о своем целомудрии! Не мужчина, — отрубает тетя. Это Эльке не имеет права иметь потребности. Ральф, по умолчанию, имеет право на все.

— Ральф — священник, помнишь? Обет целомудрия, безбрачие, целибат?

— Пережитки прошлого! Ральф — хороший священник. Прихожане его любили. Он очень много делал для общины.

— В прошлом.

— Что ты снова хочешь этим сказать?!

— Он — второй секретарь епископа! Держу пари, он никаких прихожан в глаза не видит. Только и делает, что заседает на встречах, зарабатывая для епископа бабки.

— Епископ — родственник Филиппа. Это естественно, что он вкладывает деньги в их бизнес...

Я лишь глаза закатываю.

Все мы прекрасно знаем, почему епископ вкладывается в этот бизнес. Он во что угодно вложится, потому что в Ватикане не любят, когда священники считают целибат пережитком прошлого. Особенно, епископы. Да и родственник у него есть поближе.

Сын.

— Не смей повторять подобные мерзости! — шипит тетя. — Ты слышишь меня? Не смей!

Мимо нашего дома, ревя мотором, проезжает мощный автомобиль и мы с тетей, вздрогнув, оборачиваемся к окну. Но джип не сбавляя хода уносится и с трудом стряхнув оцепенение, мы разочарованно выдыхаем.

— И не смей приставать с этими своими догадками к мальчику.

— Он не мальчик, тетя, — говорю я. — Уж мне ли не знать, в чем разница...

Тетя хмыкает, готовая выплеснуть на меня ушат, что заготовлен для Ральфа, но... За окном, почти что беззвучно проплывает лакированный черный бок. Отбрасив вязание, тетя отталкивает меня с дороги и мчится к двери.

Глава 2

«ДОСТОЙНЫЙ АНТОН»

Пока тетя хлопочет, накрывая на стол, я помогаю Ральфу занести вещи.

Мы оба держимся немного натянуто. Достаточно было переброситься взглядами и теперь, оба раненые знанием, мы не смеем посмотреть друг другу в глаза.

Я молчу, искоса наблюдая за тем, как его джинсы обтягивают задницу, пока Ральф идет по лестнице. В обычной одежде он словно теряет крылья. Становится таким же, как все. Лизель была права: в разлуке многое сглаживается. Да, он красивый, очень. Но какой-то... обычный. Ничего демонического в нем нет.

Сложно быть демоном, когда ты одет в футболку. Словно прочитав мои мысли, Ральф скидывает ее. И я едва не роняю коробку.

— Я в душ. Разберешь мои вещи? Я кое-что привез тете.

— А мне?

— Тебе мои подарки не нравятся.

Если вдуматься, отличная экономия. Я швыряю сумку на коврик возле кровати.

— Разбирать твои шмотки — тоже!

Он перегораживает мне путь, вздыхает, сует руку в задний карман и вытащив свой бамажник, отсчитывает несколько сотенных:

— С днем встречи, Верена! Держи! Я сам выбирал!

— Спасибо! — я беру деньги и улыбаюсь. — Меня всегда восхищали твой тонкий вкус и прекрасное знание женщин!

Он тоже улыбается и откинув голову назад, разминает шею. Там что-то хрустит, но не так приятно, как новенькие банкноты. Проигнорировав немое приглашение сделать массаж, я говорю:

— Не томи. Джессика? Филипп?

— Оба! — отвечает Ральф тем кислым тоном, каким обычно приветствует мои шутки. Хотя прекрасно знает: я не шучу. — Почему ты не подходишь к телефону, когда я звоню?

— Угадай! С одного надкушенного яблока.

Он лишь глаза закатывает.

Фрау Вальденбергер всегда говорит: если мужчина не выполняет твоих желаний, заставь его за это страдать.

— Это бред — покупать телефон за такие деньги, зная, что через год они выпустят новую версию и старая потеряет смысл!