Девушка кормившая чаек (СИ)

На самом деле, вранье. На самом деле, я много чего хочу. Но у Ральфа вряд ли хватит воображения купить мне лошадь, или полностью купированного добермана из Румынии привезти. На день рождения он подарил мне несколько акций Эйпл. Айфоны, сказал — для звезд, дебилов и беженцев.

Да, конечно, а акции — то, что каждый подросток мечтает иметь.

Вспомнив все это, я спокойно, без насилия над собой говорю:

— Засунь его к другим своим подаркам. Вот Филипп обрадуется, когда вы встретитесь...

Ральф садится на край кровати.

Пружины угрожающе скрипят под ним.

— Уйди, — говорю ему. — Я на тебя смотреть не могу!

— Тогда посмотри подарок.

— Убирайся!

Он уклоняется от пролетевшей в его сторону коробки с бантом. Коробка легкая. И сама мысль, что он опять собирался всучить мне какую-то ненужную хрень, наполняет обидой.

На ресницах вскипают слезы и громко шмыгнув, я вытираю их рукавом.

— Даже откупаешься очередной ненужной херней!

Ральф собирает себя в кучу, мрачно рассматривая лежащую на полу коробку. Испытав укол совести, я покрепче сжимаю зубы.

— Давай поговорим, — устало произносит святой отец. — О том, что произошло тогда.

— Забудь. А-а. Ты ведь уже забыл.

— Чего ты хочешь? — тоскливо спрашивает он.

— Не волнуйся, не твою сморщенную плоть.

Ральф вспыхивает.

Хочет ответить, но его ложь закрывает его же уста печатью. Он не может помнить, что вовсе не была его плоть сморщенной, а значит не может и возразить. Во-всяком случае, так я думаю и потому, зарвавшись, пропускаю ответный удар.

— Говорил же, что не хочу тебя.

Меня буквально над матрасом подкидывает! «Да ты чуть пол моей спиной не сломал!» — но я прикусываю дрожащие от ярости губы: я тоже себя связала. Словами. И не в силах с собой совладать, я переворачиваюсь и со всей силы его пинаю.

Ральфа выручает реакция бывшего бойца. Он успевает напрячь живот и перехватить мою щиколотку. Я бью другой ногой. В его глазах что-то взрывается, как канистра с бензином. С искаженным от ярости лицом, побледнев, он с силой дергает меня за ноги, переворачивает на живот, словно мешок с опилками и яростно, несколько раз бьет по заднице.

Ничего эротичного в этом нет. У меня чуть глаза не вылетают от боли! Мозг стукается о своды черепа, а кожа на заднице вспыхивает, словно обожженная пламенем. Оглушенная, я не сразу могу распознать знакомые звуки. Лишь оглянувшись и убедившись, что не ошиблась, начинаю верещать и вырываться из его рук, словно попавший в ловушку кролик.

Да как он смеет?!

— Ори сколько хочешь, — сообщает он, вытягивая ремень из брюк.

Я и на самом деле ору, ошалев от бессилия, злобы и унижения. Ору, пока он пытается стащить с меня брюки. Ору, пока не сумев, он просто рвет их по шву. И лишь когда Ральф втискивается между моих колен, до меня доходит: он вовсе не собирается меня бить!..

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть вторая

Глава 1

«СУХОЕ МЯСО» И ДОСТОЙНЫЙ АНТОН

Полтора года спустя

— Клик-клик-клик-клик, — сосредоточенно звенят спицы тети Агаты.

Сидя у большого окна, в своем мягком кресле, она вяжет носки. Для бедных. Нашу деревню уже наводнили несчастные, не говорящие по-немецки, люди. Они в любую погоду носят резиновые шланцы на босу ногу и дорогущие телефоны в руках. Тетя верит, что помогает им, и очень собой гордится. Ведь на следующую зиму бедолаги могут надевать шланцы на теплые шерстяные носки!

...Одно время она всерьез пыталась накормить румынов, которые косили под беженцев и стучали в дома, уверяя хозяев, что страшно оголодали. Прямо сейчас съели бы пару евро... Еду? Нет, спасибо! Еды не надо! И тетя, уверовав, что поступает богоугодно, раздавала им просимые евро.

Пропажа кошелька и нескольких серебрянных безделушек с каминной полки, немного отрезвили ее. Но вскоре, тяга творить добро вернулась. Навязчивая идея кого-нибудь опекать, была неистребима, как крысы у помойного бака.

Настоящие беженцы, которых поселили в нашем школьном спортзале, стали для тети Агаты подарком Небес. Сразу столько страждущих в одном месте!.. Едва не лопнув от охватившей ее любви, тетя организовала добровольно-принудительный комитет помощи беженцам. И сама же его и возглавила.

Первое время, когда энтузиазм был свеж, а опыт общения мизерен, тетя и ее товарки были неуротимы. Они собирали у соседей ненужную им одежду, обувь и деньги. А заодно пытались внушить, что эти здоровенные мужики, что глаз не сводят с пухленьких школьниц — травматизированные дети и женщины. И больше всего им нужно только одно: поскорее интегрироваться в мирное немецкое общество.

Беженцев кормили; чуть ли не с ложечки. Одаривали кучей старых вещей, помогали оформлять документы и, даже, застилали за ними постель. Мол, культура у них такая: не принято мужикам заниматься домашним хозяйством.