Девушка кормившая чаек (СИ)

Вряд ли друг Альфреда знает подобные тонкости. Ему, скорее всего, вообще плевать. Его ноги складываются пополам и они с Ральфом одновременно опускаются на пол. Один — на оба колена, держась ладонями за печень; прижимается к полу лбом, словно правоверный. Другой — только на одно. Припадает на согнутую ногу, вытянув другую, как самурай. Голова опущена, рука с кием составляет одну линию с шеей. Коленная чашечка негромко стукается о пол. Замах. Кий свистя разрубает воздух над полом и... чувак с табуреткой падает. Визжа, как охрипшая оперная дива, он катается по полу, прижимая ноги к груди.

Перепрыгнув через него, в бой пытается вернуться Альфредо.

— Господи, Ральф! — вырывается у меня.

Вот значит, как он бьет ногой с разворота.

Вместо того, чтобы вызвать полицию, редкие припозднившиеся прохожие снимают драку на телефоны. Ральф мог бы стать звездой. Дерущийся священник-миллионер. Жаль, что у меня нет мобильного.

Альфред отодвигается, скуля и баюкая прижатую к груди руку, когда мой зад рывком отрывается дивана. Отшвырнув кий и еще глубже натянув капюшон, Ральф безошибочным быстрым движением отбирает у меня бутылку.

— Ты пытался напоить несовершеннолетнюю, — глаза сверкают под капюшоном. Пульсирующая энергия струится вокруг него. Озверевший от крови и запахов голодный самец. — А ты... Хоть бы напилась ради приличия, стерва...

Я могу лишь пускать слюну и улыбаться, словно гиена перед приступом эпилепсии. Не знаю, понимает ли он, что делает, но он хватает меня за шею и целует, забыв про то, что его снимают со всех сторон.

— Идем!

Я честно пытаюсь, но онемевшие ноги отказываются идти.

Выругавшись, Ральф вскидывает меня на плечо, как мешок муки. Я вскрикиваю: так сильно врезается в кожу намокший шов. Спина коротко выгибается, ладони упираются в его широкую спину; воздух с хрипом входит в сжатое горло. Искры из глаз. второй оргазм за вечер...

Безвольно обвиснув, я вижу, как мои волосы описывают круг в темноте. Светлые всполохи на фоне опустевшего променада. Как водоросли в воде. Ноги Ральфа в спортивных кроссовках, серые мраморные плиты и свои, безвольно повисшие, руки.

Глава 2

«СДЕЛАЙ МНЕ СЫНА!»

Головная боль.

Как стрела в висках. Во рту кисло и сухо.

Я вижу, как выпрямляется силуэт на краю кровати. Светло-серый рассвет у самого края моря уже окрасился всполохами оранжевого.

Воспоминания мелькают, словно в калейдоскопе...

...Вот гранит под его ногами сменился засыпанным ракушечной крошкой песком. Вот Ральф без сантиментов скинул меня с плеча. Вот отвесил в бессильной ярости подзатыльник. Сила удара швырнула на четвереньки.

— Ты совсем охренела, — рычал он, опускаясь на колено рядом со мной. — Что ты творишь, Верена? Что же ты творишь, твою мать?!

Я слышала громкий горловой всхлип, словно Ральф подавился собственными словами. Чувствовала ладонями холодный песок. Сухой и липкий одновременно, он словно сам собой забирался мне под ногти и в поры. Мелкий, словно крахмал. В голове шумело. Лишь потом до меня дошло, что это не в голове. Это море!

Я встала на ноги, стряхивая с ладоней песок. Прошептала, прежде, чем впиться в его горячие от напряжения губы.

— Сделай мне сына, Ральф!

Он даже не пытался меня оттолкнуть.

Не пытался напомнить мне, что он — священник, а я — кретинка. Он просто прижал меня к себе. Просто яростно ответил на поцелуй; будто вырвал меня не у Альфредо, а по меньшей мере, Аида. Так Орфей бы целовал свою Эвридику, если бы не обернулся за миг до конца пути...

...Ральф встает на ноги, бросив короткий взгляд на кровать, надвигает на голову капюшон.

— Не прикидывайся. Я знаю, что ты не спишь.

— Куда ты? — спрашиваю я, потирая простреленный навылет висок.

— Мой хор выступает в местной капелле. Придешь?

— Вряд ли ты вытянешь верхнее «до».

Ральф смеется. Словно пали чары, что сковывали его.

— Ты помнишь, что надо говорить?

Я сажусь, обняв руками колени. Ральф тоже улыбается и, словно не в силах стоять, присаживается, подогнув под себя колено. Я прижимаюсь щекой к его, обтянутой спортивной курткой, груди. Обнимаю за плечи. Есть ли на свете место, более прекрасное, чем объятия мужчины, который любит тебя; которого любишь ты?

Вот только одно не дает мне покоя.

— Что дальше?

— Не знаю, — говорит Ральф. — Поговорим за завтраком.

Глава 2.

«ЛЮДИ В ЧЕРНОМ»

За завтраком, в северной части зала преобладают мужчины в черных костюмах с белыми воротничками на шеях. Большинство из них молоды, не более тридцати и очень даже симпатичные внешне. Немецкие мужчины хороши собой от природы, но эти кажутся стократно более привлекательными, поскольку волею Святой Церкви навек изъяты из общего доступа.

Я не единственная девушка в зале, что украдкой кидает в их сторону взгляды, но мужчины на них упрямо не реагируют. Это их равнодушие, показное по большей части, распаляет еще сильней. Воздух в зале электризуется и гудит, как гудят под напряжением провода.

Как гудят от возбуждения мои вены.

— Алло, — Наташа толкает меня бедром. — Фройлян Графиня!