Бублански терпеть не мог частных сыщиков. Чаще всего они увлекались какой-нибудь теорией заговора, что приводило к броским заголовкам в газетах, но добавляло полиции кучу абсолютно бесполезной работы.
Нынешнее дело грозило стать самым отвратительным из всех дел об убийствах, которые ему приходилось расследовать. От него ускользнула суть дела. И кроме того, каждое расследование убийства должно следовать цепочке логических звеньев.
Если на Мариаторгет найден умерший от ножевых ран семнадцатилетний парень, значит, надо выяснить, какие банды бритоголовых или группы молодежного сброда болтались часом раньше у станции Сёдра. Всегда есть друзья, знакомые, свидетели и вскоре появляются подозреваемые.
Если в пивной в Шерхольмене сорокадвухлетний мужчина поражен тремя выстрелами и оказывается, что он был киллером югославской мафии, значит, надо выявить, кто пытается захватить контроль в сфере контрабанды сигарет.
Если двадцатишестилетняя женщина, ведущая вполне обычный образ жизни, найдена задушенной в своей квартире, выясни, кто ее бойфренд или с кем она общалась в пивной накануне вечером.
Бублански прошел уже через столько расследований, что теперь, наверное, мог бы проводить их во сне.
Но ведь хорошее начало было и у нынешнего расследования. Главного подозреваемого нашли уже через несколько часов. Лисбет Саландер была просто «ладно скроена и крепко сшита» на эту роль – безусловно психиатрический случай проявления безудержного и неконтролируемого насилия на протяжении жизни. Практически оставалось только поймать ее, получить признание или, в зависимости от обстоятельств, отослать ее в психлечебницу. Но потом все пошло вкривь и вкось.
Саландер не жила там, где была прописана. Друзьями ее являлись Драган Арманский и Микаэль Блумквист. Состоит в интимных отношениях с пресловутой обезьянкой, любительницей секса с наручниками, о чем завопили как резаные средства массовой информации – и это в ситуации, которая и так по себе головоломная. У нее два с половиной миллиона крон на счете, но работает ли она – неизвестно. Тут еще появляется Блумквист со своей теорией трафикинга и заговора, а уж он-то, знаменитый журналист, имеет достаточно авторитета и политического влияния, чтобы одной удачно размещенной статьей внести в расследование полный хаос.
Мало того, главную подозреваемую не удается найти, хотя это пигалица со своеобразной внешностью и татуировками по всему телу. Скоро уже две недели, как произошли убийства, а о ней все еще ни слуху ни духу.
Гуннар Бьёрк, заместитель начальника Службы безопасности, сидящий на больничном в связи с поврежденным мениском, пережил мучительный день после того, как Микаэль Блумквист покинул порог его дома. Его постоянно мучила тупая боль в спине. Он ходил взад-вперед в своем временном жилище, неспособный успокоиться и взять инициативу в свои руки. Он пытался все осмыслить, но кусочки картины не складывались в единое целое.
Услыхав новость о смерти Нильса Бьюрмана на следующий день после того, как тот был убит, Бьёрк был совершенно ошарашен. Но не слишком удивился, когда основной подозреваемой почти сразу были названа Лисбет Саландер и на нее была объявлена охота. Он неусыпно следил за всем, что показывалось и говорилось по телевизору, покупая все доступные газеты и внимательно прочитывая от начала до конца.
Лисбет Саландер была психически больна и способна на убийство – в этом он не сомневался ни секунды. У него не было ни малейшей причины сомневаться в ее виновности или ставить под вопрос выводы полицейского расследования. Напротив, его собственное знание Лисбет Саландер свидетельствовало о том, что она психически ненормальная. Бьёрк подумывал, не позвонить ли и не помочь ли следствию добрым советом или хотя бы убедиться, что расследование продвигается как нужно, но потом решил, что все это уже, в общем, его не касается. Это уже была не его «епархия», а опытные специалисты, способные разобраться, и без него имеются. К тому же его звонок мог повлечь нежелательное внимание, которое ему хотелось избежать. Так что Бьёрк просто расслабился и следил за продолжающимся развитием событий с рассеянным вниманием.
Визит же Микаэля Блумквиста полностью лишил его покоя. Бьёрку и в дурном сне не могло пригрезиться, что кровавая баня, учиненная Саландер, могла коснуться его лично: что одной из ее жертв был какой-то шавка-журналист, собиравшийся ославить его на всю Швецию.
Еще в меньшей степени он мог вообразить себе, что в этой истории, как граната с сорванной чекой, возникнет имя Зала, и меньше всего, что это имя станет известно Микаэлю Блумквисту. Все это было столь невероятно, что шло вразрез со здравым смыслом.
Спустя день после визита Микаэля он позвонил своему бывшему шефу, семидесяти восьми лет, живущему в Лахольме. Ему надо было попытаться выведать, что к чему, делая вид, что им движет не что иное, как чистое любопытство и профессиональная озабоченность. Разговор получился довольно короткий.
– Это Бьёрк. Ты, наверное, читал газеты.
– Читал. Опять она всплыла на поверхность.
– И ничуть не изменилась.