Девушка, которая лгала

Дайана начала было протестовать, но когда муж посмотрел на нее с упреком и прижал палец к губам, ее голос оборвался. Пэт одобрительно кивнул.

Дайана опустила голову, не глядя в глаза дочери.

– Да, это правда, – произнесла она наконец чуть слышно.

– Ты, папа, Джим и Мэри Хёрли хотели, чтобы она сделала аборт, – продолжала Ройшн.

Дайана поежилась.

– Мы говорили о прекращении беременности. Аборт – это слишком… жестокое слово.

– Ты права, – согласилась Ройшн.

Сердце у нее упало. Ее мать, врач, клявшийся спасать жизни, хотела отнять жизнь ребенка.

– Найал и Эрин были слишком молоды. Найал собирался поступать в университет. Он хотел стать адвокатом. Уехать в Америку. У него были мечты. Мы уже все спланировали. Ребенок не входил в эти планы. – Голос Дайаны становился все жестче с каждым словом. – Так было лучше для всех. Мы все с этим согласились. Мы хотели дать нашим детям хороший старт, самую лучшую дорогу в жизни. С ребенком это было невозможно. Потом они могли бы еще сто раз завести детей. Они и сами были дети. – Она уставилась на камин. – Боже, мне надо выпить.

Пэт сходил в спальню и вернулся с бокалом красного вина. Дайана опрокинула его залпом.

– Это еще не все, – продолжила Ройшн, когда ее мать поставила пустой бокал на столик. – После аварии все думали, что Эрин потеряла ребенка.

– Так оно и есть, – подтвердила Дайана. – Мне сказала ее мать.

– Но у нее не было выкидыша. Она поправилась. Сразу после похорон она уехала в Англию. И там родила ребенка.

– Что это значит?

В голосе Дайаны звучала смесь удивления и гнева.

– Она выносила малыша, – ответила Ройшн, понимая, что отступать уже некуда. – У нее родилась девочка. Дочь Найала. Твоя внучка.

– Нет. Это невозможно. – Дайана отмахнулась от Ройшн, как от назойливой мухи. – Мэри Хёрли сама пришла ко мне после похорон и сказала, что у Эрин было сильное кровотечение и что аборт больше не требуется.

– Скорее всего, это было правдой, – кивнула Ройшн. – Но Мэри Хёрли опустила некоторые детали.

– Господи Иисусе, – пробормотал Пэт.

Он снова вышел из комнаты и на этот раз вернулся с целой бутылкой шерри и двумя новыми бокалами. Он наполнил их вином.

Дайана немедленно опустошила свой бокал.

– Что случилось с ребенком? – спросила она. Ее голос звучал тихо. – Что случилось с ребенком моего сына?

– Ее назвали Софи, – ответила Ройшн, стараясь как можно мягче подать эту новость. – Софи Кин.

Отец смотрел на нее непонимающим взглядом. Это имя ему ничего не говорило. Но Дайана сразу поняла, о ком идет речь.

– Софи Кин? – повторила она.

– Да. Старшая дочь Фионы и Шейна Кин, – подтвердила Ройшн. – Они воспитали ее как своего ребенка.

Дайана несколько секунд молча смотрела на Ройшн.

– В этом городе жила моя внучка, и я ничего не знала? – Она встала и подошла к французскому окну, выходившему в большой сад. Она обхватила себя руками, закутавшись в кардиган. – У Найала есть дочь. Часть Найала жива.

Она прижала ладонь ко рту, подавив рыдание, и осела на паркет.

Ройшн и Пэт бросились к ней, но Дайана покачала головой, плача и смеясь одновременно. Они помогли ей подняться, отвели к дивану и уложили на подушки.

– Полежи здесь, мама.

Дайана потянулась к мужу и сжала его руку.

– Пэт, у нас есть внучка. Найал не оставил нас насовсем, – проговорила она, громко всхлипывая. Ройшн слышала в ее голосе слезы радости. – Он еще с нами. У нас есть внучка.

Она повторила эти слова несколько раз.

– Принеси маме таблетки, – попросил Пэт.

– Не надо меня успокаивать. Таблетки нужны, чтобы заглушить боль. Но это не боль. Это счастье. Я хочу насладиться каждой его минутой, – проговорила Дайана сквозь рыдания.

Ройшн обнаружила, что сама тоже плачет. Даже Пэт не удержался от слез. Впервые после смерти Найала она видела мать радостной и счастливой, такой, какой она была раньше. Пусть это была только слабая тень той прежней мамы, которая пела, смеялась и играла с ней в прятки, но она вернулась к ним. И кто бы что ни говорил, Ройшн знала, что поступила правильно.

За кухонным столом Фионы повисло тяжелое молчание. Мама сидела рядом со мной, по другую сторону – Фиона и Шейн. Когда маму выпустили из полиции, мы все вздохнули с облегчением, но теперь пришло время взглянуть в глаза суровой правде.

– Как отец? – спросила мама после долгой паузы.

– Я была у него сегодня, – ответила Фиона. – Он больше бодрствует и меньше спит.

– А что с речью?

– Уже лучше. Говорит медленно и невнятно, но врачи считают, что все идет неплохо. Завтра они хотят поднять его с кровати и проверить моторику.

– Ты должна кое-что узнать, – сказала мама. – Насчет того, как упал папа.

Фиона нагнулась вперед и погладила ее по руке.

– Все в порядке, мама. Мы знаем.

– Я им сказала, – объяснила я. – Они имеют право знать. Больше никаких секретов.

– И я должна все рассказать полиции, – заявила мама.

– Даже не думай, – вскинулась я на нее.

Мысль о том, что маму могут снова отвезти в полицию и, возможно, посадить за попытку убийства, привела меня в ужас. Фиона тоже начала протестовать.