Викарий кивал, как ребенок с синдромом сироты. Он посмотрел на свое плечо, на котором ксендз Мартин, который был выше его на три головы, все еще держал свою руку.
– Прошу прощения, – сконфузился Старонь и ослабил хватку. Он сложил газету и сунул ее в ящик под лавкой. Выходя, объявил: – Не подслушивать! Я буду исповедовать.
Викарий закрыл глаза и сел за письменный стол, предварительно заткнув уши. Лишь только закрылась дверь за ксендзом Мартином, он тут же прилип к ней, но вдруг отскочил. Старонь закрыл его в комнате на ключ. Для уверенности он дернул за ручку и двинулся по коридору в свой кабинет.
– Пани Кристина. – Ксендз Мартин смерил пожилую женщину внимательным взглядом и обратился к ней шепотом, как к ребенку: – Одевайтесь, пожалуйста. Сейчас мы поедем к моей знакомой. Она адвокат. Думаю, что у Люции действительно проблемы.
– Адвокат? – Женщина нерешительно встала и принялась разглаживать юбку. – У меня нет денег, я не успела снять их со счета. Может быть, вы подскажете мне, где находится ближайшее отделение. – Она вынула сложенный вчетверо рекламный проспект.
Священник махнул рукой и отдал женщине рекламку.
– Она не примет денег. Это верующий человек. Я когда-то помог ей, теперь она поможет Люции.
– Я все вам верну, – клялась Кристина. – Значит, вы возьмете Люцию к себе? Она отработает каждую копейку. Я буду помогать до конца жизни. Знайте, что можете всегда на меня рассчитывать.
Священник грустно улыбнулся:
– Сначала нужно разобраться, во что впуталась ваша племянница.
Люция лежала в тюремной больнице. Дверь с треском открылась, и вслед за надзирательницей вошла женщина, которая выглядела на миллион долларов. Она не была ни молода, ни красива. Если бы Люции пришлось участвовать в создании ее фоторобота, она не смогла бы вспомнить черт ее лица. Зато она в точности могла бы описать ее темно-синий костюм, лакированные полуботинки с мужской шнуровкой и вишневый кожаный портфель, из которого дама вынула стопку документов. Она разложила их на столике, специально доставленном из другого помещения. Вложив в мундштук сигарету, закурила, а потом начала молча заполнять документы.
– Подпишите, пожалуйста, – заявила она, когда шесть листов лежали уже возле кровати Люции.
– Но… – Заключенная колебалась. Она была не в состоянии сказать ни слова. Полость рта у нее была вся изранена, под глазом темнел основательный синяк. На правой руке повязка, предплечья в ссадинах, раны были видны отчетливо, несмотря на разноцветные татуировки. Сейчас она всматривалась в крупный оникс, висящий на шее новоприбывшей. Наконец из ее горла прорвался хриплый голос:
– Кто вы?
– Твой защитник, деточка. – Женщина широко улыбнулась. – Адвокат Малгожата Пилат, адвокатская контора «Пилат и компания». Тебя не предупредили, что я приеду? Коллега Мартиняк передал мне твое дело. Это заняло какое-то время, извини. Не то чтобы он не хотел его отдать. Он поцеловал бы меня в пятую точку за те отступные, что получил. К сожалению, не так просто было отыскать бар, в котором он в данное время… – она откашлялась, – тяжело работает.
Люция с трудом поднялась и сунула ноги в свои розовые ботинки. Оба каблука были отломаны. Второй она оторвала сама, что стоило ей нечеловеческих усилий, чтобы иметь возможность хоть как-то передвигаться здесь. Она подошла к адвокатессе, едва волоча ноги.
– Ты не призналась. Очень хорошо. – Пилат говорила спокойно и по делу. – Ты не имеешь с этим ничего общего. Ты не воровала и не знаешь, о чем речь.
Люция посмотрела на свою спасительницу полными слез глазами. Она согласилась бы на любое ее предложение и подумала, как здорово было бы иметь такую мать. Она взяла дорогую ручку и начала не глядя подписывать бумаги. Вдруг, резко прервавшись, ударила себя в грудь, как во время клятвы.
– Предыдущий адвокат предлагал мне совершенно другое. Он говорил, что я должна признаться и сказать, что это была самозащита. Пожалуйста, поверьте мне. Я этого не делала, – заверила Люция.
– Дорогая моя, меня мало интересует, что ты сделала, а чего нет, – резко прервала ее Пилат. – Меня интересует, что есть в документах. И хочу тебе сказать, что у них на тебя ничего нет. Абсолютный ноль, а может, даже минус. Так что будь готова, скоро выходишь. Подписывай, мне некогда. Моя минута стоит несколько тысяч баксов. И это не шутка. – Она погасила сигарету, а мундштук сунула в портфель.
Люция замерла, посмотрела на бумаги. Адвокатесса прочла ее мысли и решила сделать краткие пояснения, хотя ранее явно не чувствовала такой потребности.