– Это жалоба на необоснованное задержание. – Малгожата Пилат по очереди брала подписанные документы и раскладывала их по пластиковым папкам, а потом собирала в одну общую, с надписью «Люция Ланге, 148». – Здесь групповой иск по поводу публикации твоих фотографий в Интернете. Заявление о смене меры пресечения, с ареста на полицейский надзор. А это доказательство того, что тетя нуждается в тебе, как в единственной кормилице, заявление о начале расследования по делу избиения во время допроса и перевод в другое подразделение на неопределенный срок, а также обвинение в попытке убийства в следственном изоляторе, – перечислила она на одном дыхании. Последний лист она держала в руке чуть дольше. – А это бессрочная доверенность на представление твоих интересов в гражданском или уголовном суде и даже в налоговой инспекции, если возникнет такая необходимость.
– Но меня никто не бил, – заикаясь, произнесла Люция.
– Это не имеет значения.
Адвокатесса пересчитала документы и сунула папку в кожаный портфель. Наполовину выкуренную сигарету она положила на край стола, потом методично застегнула жакет на все пуговицы.
– Надеюсь, что следующая встреча не потребуется. – Она протянула руку на прощание.
– А что мне теперь делать? – спросила растерянная Люция. Малгожата Пилат пожала плечами:
– Отдохни. С этого момента ничего плохого с тобой уже не случится. Ты теперь под моей опекой. Поговорим, когда будешь на нейтральной территории. – Она улыбнулась и фамильярно обратилась к надзирательнице: – Пани Мариолка, еще три минуты, и мы заканчиваем.
Люция взглянула на начальницу охраны, покачала головой и снизила голос до шепота:
– А что мне сейчас им говорить? Что теперь будет?
– Ни с кем не разговаривай. – Адвокат потрепала ее по щеке. – Никому ни слова, даже о погоде. Усекла? Слово – серебро, молчание – золото. Во всяком случае, так говорила моя бабушка, и была права. И этого правила будем придерживаться.
Когда она вышла, капитан Мариола Шишко принесла коробку, в которой Люция обнаружила косметику, чистое полотенце, новые кроссовки ее размера, трикотажный спортивный костюм, две пачки сигарет, кофе, несколько видов чая и гигиенические прокладки. Между всем этим торчал конверт с печатью тюремных служб «Цензура». Люция быстро вынула письмо.
«Держись. Бог любит тебя.
Люция прижала письмо к груди и разрыдалась. А потом докурила сигарету адвокатессы. Оказалась с ванильным вкусом. Люция никогда не пробовала ничего более ароматного.
Гданьскому детскому дому имени Януша Корчака совсем не подходило определение «приют». Огромный замок из красного кирпича, к которому вела обсаженная кипарисами аллея, а с тыльной стороны примыкал школьный стадион с новенькими футбольными воротами, с которого открывался прекрасный вид на город.
Молодой охранник в униформе заметил Сашу прежде, чем она вошла в ворота заведения. Он отложил зеленую пластиковую метлу и подошел к стойке. Сняв рабочие рукавицы, вежливо попросил представиться. Саша показала ему удостоверение, он ввел ее данные в компьютер, после чего выдал бейдж с надписью «Гость». На стене за спиной охранника висела портовая табличка: «Не долбить клювом. Капитан корабля». Саша подумала, что в этом заведении фраза звучит как минимум абсурдно.
– Кабинет пани директора номер 123, второй этаж, – объявил он, после чего сразу же сообщил секретарю директора, что к ним идет полиция.
Саша направилась к лестнице, но по пути передумала и воспользовалась стеклянным лифтом. Подъемник бесшумно пополз вверх, Залусская тем временем занялась чтением объявлений о наборе в агентство артистов массовки «Гавлицкий». Большая часть листков с номером телефона была оторвана. Требовались дети шести – тринадцати лет для участия в телесериале. Желающим следовало обращаться в кабинет номер 13. Нужны были в основном мальчики и девочки с короткими волосами. Приветствовалось умение играть на музыкальных инструментах. Лифт остановился, удивленная Саша вышла в коридор и увидела пустой холл, увенчанный чудовищно уродливым бюстом патрона заведения. Скульптор совершил акт страшной мести в отношении автора «Кайтуся-Чародея». Мраморная голова напоминала скорее Ганнибала Лектера, чем благородного и жертвенного общественного деятеля, известного защитника детей.
В указанном кабинете секретаря не было. Ее стол блестел чистотой, как будто там никто никогда не работал. На подоконнике красовались три белые орхидеи в горшках. Саша решительно двинулась в кабинет директора. Она постучала и, не дожидаясь ответа, нажала на ручку. В кабинете она увидела трех плотных женщин, сидящих на полу и дискутирующих над рулоном красной флаговой ткани.
– Подождите, пожалуйста! – крикнула самая стройная из них, весом около ста кило. Судя по огромным ножницам в ее руках, она была здесь главной.