Девушка полночи

– Детский дом хранит для них эти деньги в специальном фонде, – ответила директриса, колдуя над кофе. Она смолола его в ручной мельнице и пересыпала в специальную емкость. – Потом, по достижении ими совершеннолетия, мы передадим эти средства на счета в SEIFе. У каждой из наших звезд будет собственный вклад, с самым высоким процентом. Пригодится перед началом взрослой жизни.

– Это что-то вроде тюремного фонда для заключенных?

– Можно и так сказать, только это намного более значительные суммы. – Женщина улыбнулась. – Ведь лучше, когда они играют в фильмах, чем торчат на газоне у приюта, не правда ли?

– А вы видели те фильмы, в которых участвуют дети? – спросила Саша.

Директриса с беспокойством взглянула на нее.

– Что вы имеете ввиду?

Саша пожала плечами:

– Мне просто интересно, видели ли вы результаты их работы. Или хотя бы пробы.

– Все вполне легально. Каждый раз с ними ездит на съемки воспитатель. Некоторые дети попадают в базу, действительно приглашаются на съемки и зарабатывают. Может быть, вы видели такого темнокожего Матвея – он уже год как играет в «Зерне»[31], а Эвелинка – в том сериале о приемной семье.

– Нет, не видела.

Она сунула в сумку информационные буклеты и записала в блокноте фамилию директора агентства актеров массовки. Вошел худощавый мужчина с бородой и копной спутанных, с проседью волос. На нем были серый джемпер поло, зеленая футболка и простые брюки. Монах-доминиканец Анджей Зелиньский с первого взгляда вызывал симпатию. Залусская была уверена, что он прекрасно ладит с детьми. Ему даже не нужно было открывать рот, чтобы расположить к себе. Попросту чувствовалось, что этот человек живет так, как хочет, – в согласии с собой и своим Богом. Ясно было, что если он что-то знает, то обязательно поделится с ней этим знанием. К сожалению, рассчитывать было особенно не на что, и Саша с трудом скрывала разочарование. Не было никаких шансов на то, чтобы Зелиньский помнил Иглу, он был того же возраста, если не младше.

– Мы можем остаться одни? – спросила она директрису, и та вышла из кабинета крайне раздосадованная. – Я не займу много времени, – предупредила она монаха. Тот был сосредоточен, но лицо его выглядело спокойным. – Мне сказали, что вы знали Иглу.

– Иглу? – Он нахмурил брови. Он рад был помочь, но это прозвище ни о чем ему не говорило.

– Янек Вишневский. К вам меня направил Павел Блавицкий. Это было довольно давно. Может, вы попытаетесь что-то вспомнить?

– Сожалею. – Он развел руками. – Большинство детей я помню, хотя пофамильно далеко не всех. Если бы у вас была фотография, какая-нибудь мелочь, хоть что-то.

– Речь идет о том певце, который в Пасху был застрелен в музыкальном клубе. Вы, должно быть, слышали.

– Ну да. Я слышал об этом. Вот только, к сожалению, я не знал Иглу… Вряд ли смогу помочь.

Монах растерянно покачал головой.

– Павел Блавицкий много лет назад привел его в центр Святого Альберта, заведение для проблемной молодежи. – Она указала на маленькую голову Иглы с общего фото, стараясь упомянуть как можно больше подробностей. – Его называли Буль.

– Буль? – Он повторил несколько раз. – Это прозвище мне откуда-то знакомо.

– Это бывший полицейский и компаньон Иглы.

– Полицейский?

– Да, но он не носил мундир, – добавила Саша безо всякой надежды, что доминиканец что-то вспомнит. Она чуть было не сказала, что он параллельно подрабатывал бандитом, но воздержалась. У нее не было доказательств. – Девяносто четвертый год. Парень с гитарой. Возможно, там была написана «Девушка с севера». У него была наркотическая зависимость.

– Эту песню я помню. И певца, конечно, тоже. Мы почти ровесники. – Он начал говорить хаотично, пытаясь вспомнить как можно больше. – Но наркоман с гитарой… тогда был только один такой. Его нельзя было не заметить. Вы не о Староне говорите? Он стал священником. Яркая личность. Я и не знал, что его звали Иглой. Так это он умер?

– Священником? – Саша замерла. Она стала уточнять: – Умер певец. Игла. Священник, насколько мне известно, чувствует себя прекрасно. По крайней мере, я на это надеюсь. Давайте по порядку. Человек, который направил меня к вам, сказал, что вы что-то знаете об Игле.

– Игла? – Доминиканец копался в памяти. – Нет. Я сожалею.

– А этот священник?

– Староня я знаю очень хорошо. Мы вместе учились в семинарии. Нетривиальный человек, хотя люди всякое о нем говорят. Он попал в центр Святого Альберта после попытки самоубийства. Мартин бросился под автобус, но чудом выжил. Это все широко известные факты, я не открываю чужих тайн. Тогда говорили, что он замешан в смерти своей девушки и ее брата. Это было довольно громкое дело. Я не помню Иглу, зато Мартина – превосходно. Гитару у него забрали сразу, как только он приехал. Собственно, он все равно на ней не играл. Но писал песни, стихи, небольшие рассказы. У него был талант.

– Смерть девушки и ее брата?