Девушка с экрана. История экстремальной любви

— Она вас безумно любит. Не обижайте ее.

Я киваю и наливаю. Моя курица всем нравится, но она не бьет кирилловских цыплят. Я говорю ему об этом.

— О, это высокий комплимент! Чтобы Алеша похвалил чье-то блюдо — я такого не слышала со времен «Распутина».

— За это надо выпить! — восклицаю я. — За цыплят Кирилла и удивительного шеф-повара!

Мы пьем, а Рина рассказывает о своем дне рождении в «Распутине» и о том, какое впечатление на нее произвел этот клуб. Мне кажется, между нами восстанавливается окончательный мир. У меня плохо со зрением. Я слепец.

В четыре утра подаются чай, конфеты, шоколад. По дороге мы успели купить большой торт. Чаепитие перемешивается с винопитием и ликерами. Я не думал, что за неполную ночь, да еще с двумя дамами, можно столько выпить! Обычно Риночка становилась огнеопасной, когда выпивала.

В пять утра я веду по заснеженной Москве скользящую юзом машину. То там, то здесь попадаются компании «голосующих» людей. Мне хочется сделать добрый поступок в новогоднюю ночь и подвезти их. Но компании по четыре-пять человек, а то и больше.

Мы едем с Ариной и обсуждаем, во что обойдется встреча в новогоднюю ночь с представителями дорожного патруля на три буквы. Но доезжаем без приключений. Те, что на «три буквы», тоже справляют Новый год, наворовавшись за год.

И, едва коснувшись друг друга, быстро кончив, засыпаем.

Мы просыпаемся в час дня. Она готовит чай и зовет к столу.

— Как тебе мой браслетик? — улыбается она, вертя рукой.

— Очаровательный.

— Кирилл приглашал сегодня вечером к ним, но я не знала, захочешь ли ты ехать через всю Москву.

— Да еще на «лысых» колесах. Не очень.

— А я себя чувствую неважно.

Первого января у нее начался цикл, и я был рад, что отпадает необходимость с ней спать.

— Алеша, у меня нет тампонов. Тебе не трудно съездить и купить?

— Разве у вас в праздник открыто что-то?

— Всегда есть дежурная аптека, которая открыта.

— Где она находится?

— Я не знаю. Надо поездить, поискать.

— Но я абсолютно не представляю, где у вас аптеки. Я здесь не живу.

— Тебе всегда трудно для меня что-либо сделать.

— Совсем нет.

— Дай тогда ключи, я сама съезжу.

Я с готовностью даю ей ключи. Она удивлена и радуется. Для них эта железка на колесах дороже дворца. (Дикие люди. Во всем мире машина лишь средство передвижения. У них это — роскошь.)

Спускаюсь с ней вниз и помогаю завести капризную машину, привыкшую к гаражу.

— Я скоро вернусь, — говорит она, не глядя на меня.

Я иду в душ, в туалет, к столу. Мертвый день. Заняться абсолютно нечем. До отлета остается ровно неделя.

Арина появляется часам к шести.

— Ты же говорила, что найти аптеку легко?

— Я заезжала еще домой, кормила кошку.

— У тебя есть кошка?

— Да. Ты скучал по мне?

— Я волновался, что могло что-то случиться.

— Со мной или с машиной?

— Естественно, с тобой.

— Алеша, я хочу тебя поздравить с Новым годом и пожелать, чтобы в этом году ты написал свой лучший роман.

Я тронут. «Спасибо». Она дарит мне гжельскую фигурку: медведь, запряженный в сани. Я думаю, есть ли тут какая-то символика?

— А это тебе ко дню рождения.

Она протягивает мне продолговатую шкатулку из гжели. Все выбрано с большим вкусом. Я удивляюсь, что она поздравляет меня заранее.

Открываю шампанское, и мы пьем за наступивший новый год.

Около полуночи она разделывается с фелацио — на десерт. И спокойно ложится рядом. В час ночи она вдруг неожиданно требует:

— Скажи, что ты любишь меня.

— После всего того, что было?

— Скажи!

— Я хочу спать, пожалуйста…

— А я не хочу спать. Я хочу услышать, что ты меня любишь.

— Арина, пожалуйста, успокойся.

— Я дарю тебе на день рождения самые дорогие подарки, за которыми специально ездила в валютный магазин, а не покупала на распродажах! А ты, такая дешевка, даже не можешь соврать, что любишь. Чтобы успокоить меня, чтобы согреть.

— Рина, ночь, я не могу выносить скандалы опять. Прошел только один день нового года. Ты обещала.

— Иди ты к черту. Я ничего тебе не обещала. Я терпеть тебя не могу, любовь моя! Я уезжаю сейчас же, и не смей мне больше никогда звонить!

Она вскакивает, грохочет своими атлетическими ножками, которые мне то нравились, то не нравились, и начинает собираться.

— Хорошо, забери только свои подарки…

— Выброси их вместе с собой на помойку.

— Очень красиво. Какая возвышенная любовь! Выбирает такой возвышенный слог!

— Да ты любую доведешь. Ты же кровопиец, пока всю кровь не высосешь, не успокоишься.

— По-моему, ты перепутала.

— Отцепись ты. Не желаю тебя знать. Прощай!.. — и она хлопает дверью.

Не знаю почему, но именно «отцепись ты» больно пронзило, что-то разрезало во мне и оборвало.

Я знал, что больше никогда не буду испытывать к ней тех чувств, которые, несмотря ни на что, питал. Я думал, что, успокоившись на холоде, она вернется, но она не вернулась. Два часа ночи.

Конец.

Я беру медленно гжельскую шкатулку и, со всей силы размахнувшись, швыряю ее об стенку. Под звон осколков я ложусь на раздолбанный диван и желаю себе счастливого дня рождения. А заодно спокойной ночи.