Девушка с нижнего этажа

Картофелина не бежит — она почти летит. Под мои всхлипывания кобыла вслед за Амиром пересекает финишную черту.

Сорок пять

— Ничья! — объявляет мужчина в красном котелке.

Небо проясняется так же быстро, как и затянулось тучами, а когда из-за облаков выходит солнце, от земли начинает подниматься пар. Рядом с нами, задыхаясь и, кажется, впервые приняв пристыженный вид, трусит Амир. Джонни Форчун пристально смотрит на меня своими черными глазами, а затем сплевывает. Он знает, что проиграл. Но все же он вскидывает кулак в победном жесте, и зрители начинают ликовать. Глаз видит то, что нам хочется. Нам с Картофелиной в любом случае не дали бы выиграть.

Билли Риггс тоже знает, что проиграл. Его мокрая одежда приобрела мрачный оттенок, который, вероятно, совпадает с его настроением. Билли сидит, подперев щеку рукой. При виде страдающего Билли Риггса мне кажется, что пульсирующая боль в бедре затихает, и на лице у меня появляется подкова ухмылки. Теперь мы с тобой в расчете, мерзавец. Заметив меня, Билли распрямляется и встает. Я жду, что он снова начнет кланяться. Но вместо этого, растянув губы в жалкой улыбке, Билли принимается аплодировать. Я понимаю, что когда в следующий раз зайду в дверь с вырезанными костями Джесси Джеймса, то вернусь оттуда не с пустыми руками.

Откуда-то издалека звучат фанфары, мы с Джонни Форчуном и Амиром проезжаем круг почета, все хотят пожать мне руку, кто-то то и дело похлопывает меня по плечу, меня обнимает плачущая миссис Буллис, нас — меня, суфражисток Атланты и Колокольчиков в лице Ноэми — снимает мужчина с фотоаппаратом-гармошкой. Пока Картофелина увлечена своим венком из гвоздик, Нэйтан обнимает меня чуть дольше, чем следовало бы.

— Где Лиззи? — спрашиваю я.

— Она сказала, что у нас ничего не получится, и поехала домой.

Мне хочется верить, что Лиззи не знает о том, что ее мать пыталась меня разоблачить. Злой она никогда не была. Скорее всего, сегодня я видела Лиззи в последний раз, и где-то в глубине души я жалею, что наши отношения не сложились иначе.

Как только появляется возможность улизнуть, я направляю Картофелину к типографии. Сейчас мне хочется увидеть лишь одного человека.

У мен холодеют ноги: около дома Беллов стоит карета доктора Свифта.

Не удосужившись даже привязать Картофелину, я вбегаю в дом, проношусь мимо недоумевающих мистера и миссис Белл и врываюсь в комнату к деду. Нет, пожалуйста, только не это.

Дера встречает меня звонким гав! К моему удивлению, доктор Свифт со Стариной Джином играют в западные шахматы.

— Дедушка, — всхлипываю я, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги. — Я думала, что… что…

В глазах доктора Свифта, над которыми нависают кустистые брови, загораются озорные искорки.

— Ты думала, я могу обыграть твоего дедушку в шахматы? Не переживай: он уже трижды объявил мне шах, а ведь я приехал всего десять минут назад.

Старина Джин поворачивает голову ко мне. Теперь, в бело-оранжевой полосатой шапочке, с повязкой на глазу и с отрастающей седой бородой, он похож на старого жилистого пирата, в котором, несмотря на сотни пережитых штормов, еще живет жажда странствий.

— Ну как, хорошо покаталась, хм? — в этой сухой фразе, как всегда, нет и половины того, что он хотел сказать.

Я издаю что-то среднее между всхлипыванием и смехом.

— Летучие мыши, приносящие удачу, вернулись. Мы победили.

Старина Джин беззвучно шевелит челюстью. У меня по щекам начинают катиться слезы, и дедушка вытирает их забинтованной рукой.

— Мне кажется, летучие мыши, приносящие удачу, никуда от нас и не улетали.

Израненное лицо Старины Джина расплывается в улыбке, и мне вспоминается моя первая поездка верхом по залитому солнцем лугу.

Эпилог

Три месяца спустя

Занавеска с вышитыми лошадьми теперь украшает одну из стен подвала. На месте моей кровати в углу разместился старый письменный стол, а пол в задней части комнаты застелен причудливым ковром миссис Белл — он намного мягче, чем потертый крапчатый коврик. Сидя за столом-катушкой, я вяжу узлы в виде лошадей. Мистер Баксбаум говорит, что их разбирают в два счета. После скачек все, что связано с лошадьми, продается на ура.

Глядя на низенький табурет Старины Джина, я чувствую, как у меня теплеет на сердце. Сейчас он занимается с Картофелиной. Ежедневные прогулки верхом много значат для его здоровья.

Табачный пузырек Изящной Луны занимает почетное место на нашей новой полке. Рядом с ним красуется моя медаль за победу в скачках — точно такую же получил Джонни Форчун. Половину выигранных денег мы потратили на то, чтобы устроить Картофелину в конюшню неподалеку от дома, а вторую половину приберегли на будущее, которое когда-нибудь непременно настанет.