Девушка с нижнего этажа

В моей душе просыпается тоска. Семинария Спелмана открылась всего несколько лет назад, но уже получила репутацию отличной школы для небелых девочек. Старина Джин учил меня математике, китайскому и философии с тех пор, как мне исполнилось пять. С английским и историей дела обстояли сложнее, но здесь мне на помощь пришли бракованные партии газет и разговоры Беллов. Когда мне было двенадцать, Старина Джин пытался устроить меня в старшую школу для девочек, но там сказали, что меня примут только в школу для цветного населения. Старина Джин тогда решил, что негоже мне занимать место кого-то из чернокожих ребят, ведь школа и так не могла вместить всех желающих.

Старина Джин украдкой смотрит на меня, сидящую с натянутым, словно кожа на новых ботинках, видом.

— Думаю, Везение ездит на рабочей лошадке по кличке Радость.

— Везение ездит на рабочей лошадке по кличке Радость, — повторяет миссис Вашингтон и запрокидывает голову. — Ха! Отлично сказано. Люси и правда много работает, и это ей только в радость.

Один из темнокожих ребятишек звенит в оглушительно бряцающий колокольчик. Дети всегда спорят, решая, чья очередь позвенеть подошла теперь. Трамвай останавливается.

— Право голоса для женщин! — раздается за нашими спинами. Все оборачиваются.

Мимо нас проезжает пара безопасных велосипедов, за которыми следует колонна белокожих женщин с желтыми лентами на груди. Все женщины разного возраста, но каждая из них скандирует лозунг с выражением твердости на лице. Некоторые из них толкают перед собой коляски, а одна даже бьет в барабан, чтобы все шли в ногу.

Солидного вида дама, сидящая перед нами, шепчет своим дочерям:

— Неужели им больше нечем заняться, кроме как подражать мужчинам?

Одна из девочек тянет себя за косы медового цвета.

— А можно и нам завести такой велосипед, мама? Наверное, на них так весело кататься.

В отличие от велосипедов с огромным передним колесом, их безопасная версия с цепным приводом оснащена шинами и тормозами, поэтому во время остановки больше не нужно спрыгивать на землю. А значит, на таких велосипедах могут ездить и женщины.

Мамаша фыркает в ответ.

— На них ездят только распущенные девушки. Не дай бог я когда-нибудь увижу тебя верхом на этой штуковине.

Трамвай везет нас мимо опрятного дома в колониальном стиле, который выглядит прямо-таки убого на фоне храма, построенного на греческий манер. Пичтри-стрит — главное средоточие высшего общества Атланты; здесь живет так много миллионеров, что, бросив камень, можно задеть сразу троих. Несколько лет назад, чтобы отделить этот островок достатка от остальных районов Северной Атланты, из двух соседствующих ломтиков города-пирога сформировали особый округ. Не все куски пирога одинаковы на вкус.

Дзинь-дзинь! Трамвай подъезжает к нашей остановке — от особняка Пэйнов нас отделяет один квартал, — и Салливан тянет мула за поводья.

— Кто выходит, не задерживаемся! — гаркает Симус.

Старина Джин с непринужденным видом проводит ногой под пустой скамейкой. Он идет по жизни, одним глазом всматриваясь вдаль, а другим отыскивая упавшие монеты. Затем он подает мне руку — точь-в-точь птичья лапка, выглядывающая из рукава поношенной куртки. Вообще-то мы со Стариной Джином одного роста, но сегодня мне кажется, что я выше. Его плечи словно бы стали острее, чем обычно, и даже ребра как будто сильнее выпирают из-под рубашки. Он превращается в скелет.

Мы идем вперед; подол моей серой юбки на целый дюйм выше щиколотки, а швы рукавов постепенно впиваются в подмышки. Если придется быстро сбежать, ретироваться по верхушкам деревьев у меня не выйдет.

Когда я вижу яблони, высаженные на лужайке перед особняком Пэйнов, у меня в груди появляется странное чувство. Оглядываясь назад, я понимаю, что дни, когда я работала в конюшне, были самым беззаботным периодом моей жизни, если не брать в расчет присутствие Кэролайн, но даже она не может испортить эти воспоминания. Время от времени мы с ней играли: она была мамой, а я — капризным ребенком; она была капитаном корабля, а я сидела на веслах и довольно часто оказывалась за бортом. Но мы росли, а вместе с нами росло и высокомерие Кэролайн, и вскоре ее шалости превратили каждый мой день в кошмар.

Моя жизнь стала проще, когда мне исполнилось двенадцать: Кэролайн отправили в пансион в Бостоне. Миссис Пэйн решила, что я уже слишком взрослая, чтобы вычищать стойла, и перевела меня в дом. Ветер перемен задул еще через год, когда из Эксетерской академии вернулся Мерритт, брат Кэролайн. Неожиданно меня уволили.

К главному входу ведет вымощенная дорожка, вдоль которой стоят фонарные столбы — таких не встретишь даже на Уайтхолл-стрит. Мы со Стариной Джином сворачиваем на другую дорожку, ведущую на задний двор, где расположена белая беседка, крытая красной черепицей, как и остальные постройки в поместье. В беседке стоит безопасный велосипед, прислоненный к колонне. Дутые шины, блестящая металлическая рама, красное кожаное сиденье — велосипед выглядит совсем новым. Он, конечно, очень красив, но миловидная лошадка не всегда хороша в деле.