Девушка с нижнего этажа

Чувствуя, как у меня тяжелеют ноги, я иду за Стариной Джином к двери, ведущей на кухню. Старина Джин стучится, и через секунду на пороге появляется Этта Рэй, экономка и главная по прислуге. Она расплывается в улыбке, похлопывая меня по спине жилистыми руками. Ее возраст выдает лишь пара печеночных пятен на темной коже и седина на висках.

— Ты растешь так же быстро, как разлетаются слухи.

— Рада вас видеть, Этта Рэй.

Не совершая ни одного лишнего движения, Этта через пахнущую луком судомойню ведет меня на кухню. Старина Джин, сняв шляпу, следует за нами. Он очень редко бывает на кухне и никогда не заходит в остальную часть дома.

— Не наступите на скорлупу. Ноэми сломала щипцы для орехов, и ей пришлось взять молоток. Теперь здесь ужасный беспорядок.

Кухня почти не изменилась. На стене между раковиной и плитой аккуратными рядами висят медные сковороды и кастрюли. У плиты, помешивая овсянку, стоит Ноэми.

— Доброе утро, Ноэми.

Ноэми стучит ложкой о край кастрюли. Синяя эмалированная посуда ярко выделяется на фоне чугунных горшков, в которых готовится еда для слуг.

— И тебе доброе утро, — отвечает Ноэми, растягивая слова так, что можно заслушаться, и выбрасывая то одну, то другую согласную. Здесь, на Юге, буквы не слишком много значат ни для белого, ни для цветного населения — будто скорлупки пекана, рассыпанные по полу. От улыбки очаровательное лицо Ноэми оживает: острые скулы, золотистая кожа, густые брови, доставшиеся ей от португальских предков. Распространяя запах мыла, Ноэми целует меня в щеку.

— Я тебе очень рада, но, — она осекается, — ты уверена, что хочешь бороться с дикобразом?

Из-под чепца Ноэми выглядывает озорной завиток черных жестких волос, и она принимается поправлять прическу.

— Что-то ты в последнее время слишком редко ешь! — Этта Рэй толкает Старину Джина локтем.

Старина Джин поднимает руку.

— В мои годы человеку много не надо…

— Вот, возьми. — Этта Рэй берет шишковатыми пальцами горсть орехов со стола, за которым я так много раз обедала. — Это маленькие шарики жира. Можешь съесть хоть все, что тут лежат.

Старина Джин слишком вежлив, чтобы отказаться, хотя от пекана у него всегда першит в горле.

От аромата персика у меня ускоряется пульс. В украшенном лепниной дверном проеме, который ведет в столовую, появляется миссис Пэйн. Она крутит на пальце золотое обручальное кольцо. Всем известно, что если бы миссис Пэйн приняла все поступившие ей предложения руки и сердца, ей не хватило бы пальцев на все обручальные кольца.

— Ну что ж. — Миссис Пэйн медленно обводит меня взглядом. Даже если она желает мне зла, определить это по ее лицу невозможно. Я гадаю, выдает ли что-нибудь мое лицо. Ведь это меня уволили без объяснения причин.

— Старина Джин, благодарю вас за то, что привели к нам Джо. — Миссис Пэйн всегда отличалась безупречными манерами, но, думаю, если понадобится, она побежит быстрее многих.

— Не стоит. — С этими словами Старина Джин кланяется и, быстро улыбнувшись мне, уходит.

Я делаю реверанс.

— Рада нашей встрече, мэм.

Миссис Пэйн плавным шагом подходит ко мне. Она немного ниже меня, но я ощущаю себя одуванчиком в тени розы. В ее лице нет ничего необычного — водянистые голубые глаза, вытянутый нос, чересчур аккуратные губы, — но благодаря изящной шее и благородной осанке она вполне могла бы стать королевой.

Я расправляю плечи: так я могу произвести впечатление человека с хорошей осанкой, хотя и сутулюсь. Плечи, как и мостовую, недооценивают, а ведь они помогают нам держаться на плаву. Мои плечи со своей задачей справились.

— Все так же мила, словно июньский персик, — произносит миссис Пэйн, растягивая последнее слово. Как и у других женщин ее круга, у нее есть привычка упирать на некоторые слова, будто бы для того, чтобы выжать из них весь сок.

Миссис Пэйн ведет меня вглубь дома.

— Ты ведь помнишь, где что находится?

— Да, мэм.

Особняк Пэйнов — образцовый дом южных богачей, в котором нужды семьи подчинены жажде угодить гостям. Так южанам видится их долг перед Господом. Взять хотя бы столовую. Стулья из черного ореха привезены из Италии, вот только отодвинуть их от стола сложнее, чем оттащить телят от кормушки. Позолоченные обои притягивают пыль, словно магнит — железо. А от одного взгляда на люстру, которую нужно разбирать каждую неделю для промывки и полировки, у меня начинают болеть руки.

Из столовой мы проходим в главный зал, откуда по лестнице можно попасть к спальням. Миссис Пэйн приподнимает плиссированные юбки и начинает подниматься, едва касаясь ступеней. Родители миссис Пэйн, коннозаводчики, растили дочь в южных традициях, и она, должно быть, перестала сутулиться тогда же, когда перестала сосать палец.

— Итак, Джо, что отличает нас от животных?

— Мы умеем открывать банки с соленьями?

Миссис Пэйн улыбается:

— Вера, дитя мое. Воскресная служба по-прежнему начинается в девять. Тебе там всегда рады.

— Спасибо, мэм.