Я внимательно разглядываю листок в надежде найти ключ к разгадке и, вспомнив, что Кэролайн говорила мне про водяные знаки, подношу бумагу к лампе.
Письмо едва не выпадает у меня из рук.
Вся страница усыпана знакомыми эмблемами фабрики Пэйна — точь-в-точь следы на песке.
Это мог быть кто угодно. Пора уже отвязаться от письма.
Но желание разгадать эту тайну охватывает меня все сильнее, обволакивая, словно мягкая, липкая паутина. Кое-какие слова Старины Джина не дают мне покоя. Когда я впервые показала ему найденную одежду, он сказал, что вещи принадлежали одному из дядюшек. Потом, когда я увидела, как он разговаривает с Билли Риггсом, он сказал, что должник уехал еще до моего рождения. Значит, Шан не мог быть моим дядюшкой.
Сплошные нестыковки: будто я пытаюсь вставить картину в не подходящую по размеру раму.
Возможно, Старина Джин пытается меня от чего-то уберечь. Но какое отношение ко мне может иметь совершенно незнакомый человек? Не могу не вспомнить, что Старина Джин специально не сказал мне, что Везунчик Йип отправился в лучший дом в погребальной урне. Эта недомолвка должна была оградить детское сердце от потрясений.
Но я уже не ребенок.
Кто такой Шан? И почему Старина Джин хотел скрыть от меня его существование, спрятав одежду в коврик?
Он… мой отец?
Я резко прижимаюсь спиной к стене, словно тяжелые мысли потянули меня назад. Лампа у меня в руках начинает слишком сильно раскачиваться, и каждое ее поскрипывание кажется мне оглушительно громким. Я уже давно перестала задавать вопросы о родителях, вытянув из Старины Джина все, что смогла; он обнаружил меня на пороге своего дома: я лежала завернутая в теплую ткань и сосала палец. Неужели после стольких лет я наконец получила ответ на свой вопрос?
Я сползаю на пол, чтобы холод бетона привел меня в чувство.
Я прокручиваю в голове нашу со Стариной Джином ссору. Я сказала ему об острых камнях в реке, но ему, казалось, не было дела до моих слов. Наверное, ему было дело до всего, просто я об этом не догадываюсь. Знание о том, что Шан — мой отец, могло стать для меня слишком острым камнем. Старина Джин не хотел, чтобы он попался мне на пути.
Из моей груди вырывается тяжелый вздох. За много лет наш подвал будто бы сжался: кирпичная кладка осела и поблекла, потолок стал ниже, чем в моем детстве. Или, быть может, события моей жизни стали настолько громоздкими, что эти стены уже не могут их вместить.
Я натягиваю темно-серые брюки и надеваю рубашку. Я неправильно застегиваю пуговицы, и приходится начинать все сначала. От мысли о том, что я так близка к человеку, вопросами о котором задавалась всю жизнь, мое сердце начинает нестерпимо болеть.
Кем бы он ни был, он меня оставил.
Я делаю глубокий вдох. Мой нос наполняется едким и терпким запахом сырой земли, который напоминает мне о том, что планета не перестанет вращаться, хотим мы того или нет. С этим нужно просто смириться. В конце концов, многие подземные жители перестают чувствовать запах почвы, так что мне жаловаться не на что.
Я выбираюсь из подземного хода и вскоре оказываюсь на крыльце у Беллов. Дера почти сразу начинает гавкать. Но постепенно ее лай становится все тише. Наверное, Нэйтан уводит ее в другую часть дома. Дверь распахивается.
Сегодня Нэйтан не похож сам на себя. Он подстриг волосы и зачесал их назад — такая прическа подчеркивает его высокие скулы и прямой невзрачный нос. Обычно ему на глаза наползают волосы, но сегодня на меня смотрят две яркие полные луны. Куда-то подевались свитер грубой вязки и запачканный краской фартук. Воротник рубашки, заправленной в брюки, сегодня идеально выглажен, хотя обычно он весь в морщинках. Исчезла сутулость. Нэйтан держится прямо, точно певчий, берущий высокую ноту.
Мисс Ягодка лишилась дара речи. Конечно же слабый аромат хвои исходит от свежевыбритого лица Нэйтана не потому, что он готовился к встрече со мной. Я вдруг вспоминаю, что Лиззи Крамп обещала на этой неделе сообщить Нэйтану, какого цвета наряд она наденет на скачки. Наверное, она заходила к Беллам сегодня вечером.
— Почти сто новых подписчиков после выпуска с «Самобытным вопросом»! От двух тысяч нас отделяет всего ничего!
— Вы почти у цели!
Я слишком поздно осознаю, что оплошала. Нэйтан недоуменно моргает.
— Я имею в виду, что у «Фокуса» когда-то было две тысячи подписчиков, но потом я заметила, что их количество снижается.