Девушка с нижнего этажа

Миссис Буллис очень высоко задирает нос, словно отыскивая глазами место для ответного удара.

— Вам придется дождаться своей очереди, всем вам, — она испепеляюще смотрит на меня, — как ее дожидались мы. Вашим мужчинам дали избирательное право, но они продали свои голоса за стакан виски. Теперь наш черед.

В зале наступила тишина. Если кто-то выронит иголку, можно будет услышать, как она, упав, стукнется о стол. Лицо Лиззи, стоящей на другом конце комнаты, вытягивается, а миссис Инглиш поднимает глаза к потолку — наверное, недоумевает, почему она здесь, а не дома, у тазика для парения ног.

Ноэми по-прежнему переваливается с одной ноги на другую, но, когда она заговаривает, голос ее звучит ровно, словно слова катятся по стальным рельсам.

— Если кто-то и продал свой голос, то только потому, что думал, будто не имеет значения, за кого он будет отдан. Какой смысл в жирной свинье, если из нее нельзя приготовить бекон?

— Не знаю, о чем ты, но еще немного, и ты начнешь мне дерзить.

Ноэми делает медленный вдох, как будто ее совершенно не смущают десятки устремленных на нее глаз.

— Мэм, я хочу сказать, что и среди нас много женщин, которые хотят голосовать и сделать мир лучше для всех. И мы будем за это бороться, желаете вы того или нет.

Все собравшиеся одновременно открывают рты, и через несколько секунд комната наполняется шепотом.

Желтая перевязь в руке у миссис Буллис рассекает воздух, как вспышка молнии.

— Думаю, тебе пора уходить. И тебе тоже, Мэри. Ступай домой и подшей занавески, как я тебя просила.

Мэри так низко склонила голову, что сквозь кожу проступают бугорки позвонков.

— Мэри, ты меня слышишь?

Откусив конец нитки, Роуз бормочет:

— Да, слышит.

Она так сильно зажмуривается, что мне кажется, будто ее ресницы переплетутся между собой. Словно Роуз не хочет, чтобы досада просочилась сквозь глаза.

Мэри поднимает голову — точь-в-точь птица, которая перестала хохлиться. Присобрав серую юбку, Мэри встает.

— Миссис Буллис, я не хочу прямо сейчас заниматься занавесками.

— Не хочешь… — повторяет миссис Буллис, озираясь по сторонам бешеными глазами, словно пытается понять, не разыгрывают ли ее. — Что ж, тогда ты…

Заметив вышитую половину лошади, миссис Буллис прерывается на полуслове. Хорошую швею найти нелегко. Особенно когда вокруг столько ищущих.

— Вы все уходите. Уходите же!

У Ноэми раздуваются ноздри, и я бы не удивилась, если бы из них повалил дым. Она вырывает исписанный листок из рук миссис Буллис. Не склонив голову и не задрав ее слишком высоко, Ноэми движется в сторону выхода.

Мы гуськом следуем за ней, и каждая из нас наступает на скрипучую половицу. Мне кажется, что так сильно я не заливалась краской, даже когда мне было лет тринадцать, и я силой мысли пытаюсь согнать все чувство стыда в какой-нибудь один уголок. Наверное, уважение к самим себе растет в нас день за днем, подобно тому, как удлиняется и крепнет позвоночник. Молоток однажды сказал, что многим людям, обладающим силой, недостает воли. Выходя из церкви вслед за Ноэми и ее подругами, я понимаю, что те слова не касаются этих девушек, чья железная воля хоть и не блестит, но оглушительно звенит, если по ней ударяют молотом.

Мы идем мимо мерцающих фонарей под неусыпным взором почти полной луны. Роуз обнимает за плечи Мэри, которая не слишком твердо стоит на ногах.

— Это, конечно, перебор. Я даже не успела закончить вышивку.

— А что ты вышивала? — спрашивает Ноэми. — Белку?

— Не-а, — улыбается нам Роуз.

— Шишку? — я тоже пытаюсь отгадать, но Роуз мотает головой.

— О нет, Роуз, только не это, — произносит Мэри.

— Ну а что? Они вполне заслужили пару лошадиных лепешек. И может, в следующий раз подумают, прежде чем поручать нам заднюю часть коня.

Вечер стоит нежаркий, но и не холодный. Весь воздух пронизан мелкими каплями, которые мокрыми поцелуями оседают на наших щеках.

— Нам нужно создать свое общество, — раздается голос Ноэми сбоку от меня.

— Ноэми, прошу тебя, дай мне сперва принять теплую ванну, — усмехается Роуз.

Сзади доносится чей-то голос:

— Джо! Джо, подожди!

Мы оборачиваемся. Нам машет Лиззи.

— Идите, — говорю я девушкам. Пока Лиззи, еле переставляющая ноги, нас догонит, можно успеть добраться до дома и улечься спать. — Мне здесь совсем близко.

— Завтра увидимся на кухне, — подмигнув, Ноэми уводит за собой подруг.

Когда Лиззи подходит ко мне, удаляющиеся девушки уже превратились в крошечные точки на фоне темного неба.

— Я не думала, что встречу тебя на собрании, — протягивает Лиззи.

— Я тоже не ожидала увидеть там тебя.

Лиззи отбрасывает прядь волос со лба, но та возвращается, словно терьер, настойчиво требующий, чтобы с ним поиграли в мяч.

— То, что там произошло, просто… — Лиззи вскидывает обтянутые перчатками руки, — ужасно. Я не хотела становиться суфражисткой, но миссис Инглиш сказала, что так правильно и к тому же пойдет на пользу мастерской.

— Она совершенно права.

— Да, но маме это не понравилось. Она считает, что женщинам слишком трудно разобраться в политике и что мы должны доверять мужчинам. И мисс Ягодка ей тоже не нравится.