Девушка за спиной

– А что ты хотел? – сказал я. – Может, она не хотела в театр? Или не хотела целоваться в лифте? Или, может, хотела, чтобы ты не уходил, а ты ушел.

– У нее мама дома была, – объяснил он. – Не могу же я в тридцать пять целоваться при маме.

– Да хоть при папе, – насмешливо кинул Никита.

И налил. Бутылка заканчивалась. Надо было брать еще одну. Или не брать. Всё зависело от обстоятельств.

– Значит, так, – сказал Никита. – Я иду к диджею и говорю ему, какую песню поставить. И ты сразу, как только я окажусь у его пульта, вставай и иди к ней. А то кто-нибудь её под эту песню пригласит.

Мы посмотрели на девок за столиком. Девки были видные. На них посматривали не только мы, план мог рухнуть из-за промедления.

– А что за песня-то? – спросил Андрей, осмысливая и робея.

– Безотказная, – объяснил Никита.

Он встал и пошел.

Даже я заволновался. Мы смотрели то на столик девушек, то на Никиту. Он сказал что-то диджею и махнул нам.

Я толкнул Андрея. Он покорно встал и пошел. Под звуки лучшей из романтических песен.

– Ночь по улицам прошла… – сказал одобряюще всем нам Григорий Лепс.

Андрей навис над девушкой сбоку, что-то сказал ей на ухо. Взял за руку и повел в центр зала.

«Лепс, – думал я. – Не подвел, красавец».

– Ну как? – самодовольно спросил Никита. – А-а?

– Ни хрена без нас не может, – согласился я.

Мы чокнулись. Потом обнялись. От избытка чувств.

– Может даже не узнать среди тысяч женских лиц!

– Лепс в теме, братик, – сказал мне Никита. – Андрюха точно может не узнать.

– Ты как хочешь, а я пойду, – сказал я и встал. – Сейчас приглашу кого-нибудь.

Две девушки за тем столиком остались сидеть. Пили шампанское. Или просекко.

– Блондинку или другую? – спросил я и пошел.

– Блондинку! – крикнул Никита.

Мы кружились. Надо было что-то сказать. А может, и не надо.

– Как тебя зовут?! – крикнула она, но Лепса перекричать всё равно не смогла.

Я подумал и крикнул в ответ:

– Никита!

– Здóрово! – крикнула она.

Я смотрел на Андрея. Он тоже что-то кричал. А его почти бывшая нет.

Лепс замолчал. Музыка тоже.

Мы отвели барышень к их столику. Он поклонился, я подмигнул.

– Ну что? – спросил Никита. – Она?

– Похожа! – ответил я.

– Я не знаю, – растерянно сказал Андрей.

Мы посмотрели на него. С бесконечным интересом.

– Я её спросил: как вас зовут? – сказал он. – А она говорит: Таня. И смотрит на меня как-то странно. Я думаю: «Вот дебил, точно она».

– И что? – спросил Никита. – Дальше-то что ей сказал?

– Я спросил: а как ваша фамилия?

Я заржал. Высокомерно и взахлеб.

Андрей пожал плечами:

– А что мне было делать? Я и сейчас сомневаюсь.

– Почему? – удивился Никита. – Фамилия совпала?

– Не знаю, – сказал Андрей невесело. – Первый слог точно, а дальше я не расслышал. Лепс так орет…

Я встал и пошел. За столиком была только она. Почти бывшая. Подруги или ушли в туалет, или танцевали.

– Привет, – сказал я и сел рядом.

– Привет, – кивнула она весело.

– Мой друг сошел с ума, – продолжил я. – Его надо или убить, или спасти.

Она засмеялась.

– Ты такой смешной.

Я её видел только раз. Вообще не помнил, какой у нее голос.

– Он тебе нравится? – спросил я.

– Кто?

Я показал на него. Андрей тянул шею, я махнул, подзывая. Она пожала плечами. Он пришел, сел рядом.

– Сейчас важный момент, – сказал я. – Готова?

Ей было смешно. Шампанское, в принципе, веселит.

– Я считаю до трех, ты называешь свою фамилию, и мы отпускаем его на волю, либо он будет мучиться всю оставшуюся жизнь.

Она хохотала.

– Это такой прикол?! – кричала она сквозь музыку. – Это очень смешно.

– Раз, два, три! – выкрикнул я сквозь музыку. – Ёлочка гори!

– Медведева! – хохотала она, и я засмеялся в ответ.

И друг засмеялся вместе с нами.

– Ты – это не ты! – хохотал он. – Не ты!

Коньяк на него действовал успокоительно. А вот виски нет.

– На дальний берег моря белого… – Это снова был Лепс.

Я встал, взял её за руку. Даже не сказал «Пошли», а просто повел.

– Эй, – сказал Андрей. – А я?

– Звони, – сказал я. – Вот теперь звони.

– Кому? – не понимал он.

– Бывшей, – бросил я ему, отдаляясь от столика и беря ее за талию. Потом – ниже талии.

– Как тебя зовут?! – крикнула она, прижимаясь.

– Да какая разница, – сказал я в ее горячее ухо. – Это просто танец.

Под Лепса было танцевать замечательно. Больше мне нравилось танцевать только под «Scorpions» или Иглесиаса.

Духи для Пушкина

– Я вернулся из Питера, – сказал Семен и важно посмотрел на меня.

– Ну да? – вяло отреагировал я.

Питером меня было не удивить. Вернее, поездкой в Питер. Я, конечно, позавидовал ему, как каждый нормальный москвич. Память сразу полоснула картинками Невского, Дворцовой площади.

Он достал из сумки фотоаппарат. Сумка была холщовой, и на ней трафаретные буквы спускались от ручек ко дну разноцветными словами – Nice, Nizza, Nicaea. Я увидел, как он идет с этим же самым фотоаппаратом по Promenade des Anglais, пытаясь понять, в каком именно месте шарф задушил бедную Айседору, и глазея на «Negresco», – и потряс головой, отгоняя это видение.

Семен нажал на кнопку, объектив испытал эрекцию, зажегся экран. Он потыкал в какие-то кнопки, протянул аппарат мне.

– Вот, – сказал он.