Девушка, змей, шип

Пока Сорэйя сражалась с путами, Азэд продолжал бороться с йату. Но стоило ей освободиться, как у нее на глазах колдун ударил Азэда коленом в живот. Хватка Азэда на запястье противника ослабла, и он издал вопль боли.

Его крик обжег ей уши, и ее обдало волной стыда. Азэд вот-вот погибнет, и все из-за нее. Из-за того, что согласился помочь ей в опасной затее, а затем прибежал на ее крики. А Сорэйя ничего не могла сделать, чтобы помочь.

Тут Сорэйя в очередной раз услышала голос Парвуанэ: «Ты могла бы быть столь могущественна».

Эти слова больше не казались подначиванием, они превратились в предложение, в решение. У йату был нож, но Сорэйя тоже имела оружие. Занесенный колдуном клинок отразил свет огня, и стыд Сорэйи воспламенился, превращаясь в ярость.

Одна рука принялась опускать клинок вниз, в то время как другая крепко обхватила первую непокрытыми пальцами.

«Я дотронулась до его кожи. Моя кожа соприкасается с его». Кожа йату была холодна, но все же не лишена тепла. Тепла, какого Сорэйя никогда не знала. Обстоятельства были прискорбными. Но то, что она прикоснулась к кому-то, испытала это ранее неизведанное чувство, заставило Сорэйю на мгновение забыть, кто она и где находится. Она забыла о том, что неизбежно произойдет следом.

Йату тоже был поражен. Он застыл на месте, неотрывно глядя на руку Сорэйи и вьющиеся у нее под кожей ядовитые линии. Они оба с удивлением наблюдали за тем, как вены на запястье колдуна налились столь знакомым Сорэйе ядовито-зеленым цветом, растекаясь по руке. Он выронил нож, и тот со звоном ударился об пол рядом с Азэдом, не причинив тому вреда.

– Что ты натворила? – проскрежетал йату, оседая.

Рука колдуна выскользнула из пальцев Сорэйи. Яд распространялся к его шее. Он попытался сказать что-то еще, но вместо этого начал давиться.

«Это я сделала. Я могу делать подобное», – подумала Сорэйя. По телу йату распространялся яд всех тех страданий, что она пережила, ощущая себя маленькой и бестолковой, когда члены семьи лгали ей или избегали ее. Когда она скрывалась, чувствуя себя позорищем. Она смотрела, как он задыхается от этого яда. Ей казалось, что она ничего не весит. Что у нее нет тела. Что она свободна.

Сорэйе ни разу не доводилось увидеть воздействие своего яда на кого-то больше бабочки. Она не знала, как быстро умрет колдун, и наблюдала за ним в исступленном любопытстве. Йату лежал на полу и конвульсивно дергался: в нем угорали последние искорки жизни. Наконец он замер, а вены на теле перестали быть видны. Сорэйя поняла, что он умер.

– Сорэйя.

Он был мертв. Это она убила его. А он был куда больше бабочки.

– Сорэйя, что ты натворила?

Она подумала, что слышит голос йату, повторяющего свои последние слова. Но тут до нее дошло, что это был Азэд. Он рывком поднялся с пола и осмотрел тело, приложив пальцы к горлу колдуна.

– Он мертв, – произнес Азэд после непродолжительного, но тягостного молчания.

Азэд поднял глаза на Сорэйю. Его рот был приоткрыт, глаза широко распахнуты: в них читался благоговейный страх.

– Ты убила его.

«Я сделала это, чтобы спасти тебя. У меня не было выбора», – хотелось сказать ей. Сорэйя пыталась оправдаться перед самой собой благими намерениями, но только теперь поняла, что врала самой себе. Она могла найти что-то тяжелое, чтобы выбить из йату дух. Могла просто пригрозить смертью, не дотрагиваясь до него. Она могла бы придумать хоть что-то еще. Да вот только она в тот момент не думала. Она злилась на колдуна за то, что он сказал ей много лет назад. За то, что не дал желаемых ответов… За то, что это оказалось легко. Потому что в глубине души ей всегда было интересно, насколько легко будет кого-то отравить. А тут вдруг ей представилась такая великолепная возможность.

Сорэйя начала давиться и поднесла руки к лицу, одну в перчатке, другую без, спрятав в них лицо. Ей не хотелось видеть мертвого йату и его остекленевшие глаза. Но это было невозможно: он стал частью нее. Труп на земле был ее рук дело.

– Я не хотела.

Однако слова ничего не изменили. Стоит ей опустить руки, как она вновь увидит тело: оно никуда не денется. Как и клеймо убийцы.

Азэд взял Сорэйю за запястья поверх рукавов, следя за тем, чтобы не касаться ее кожи, и отнял руки от лица.

– Не надо, – сказал он твердо.

Он дал словам время на то, чтобы они отдались эхом у нее в голове и достигли памяти, вплоть до того дня, когда он защитил ее от Рамина.

– Ты спасла нас обоих.