– Почему ты так поступила? – задала она тот же вопрос, что и Азэду, продолжая смотреть в землю. – Зачем подала ему идею убить собственную семью?
– Напрямую я ему подобного не предлагала. Он схватил меня и связал крылья, чтобы я не могла перевоплотиться. Сказал, что не отпустит, пока я не расскажу ему что-нибудь важное. В той ситуации любой див поступил бы так же. Я постаралась уничтожить его всеми доступными мне способами. Я разузнала о его слабостях и комплексах и принялась напоминать о них при любой возможности. Я не знала, как он поступит.
– Но ты сожалела об этом? – спросила Сорэйя, подняв голову. – Когда ты узнала о том, что он сотворил. Ты сожалела обо всем том кровопролитии?
Парвуанэ взглянула на нее, не отводя глаз.
– Ты хочешь, чтобы я тебе солгала?
– Ни в коем случае.
– Нет, мне было все равно. Если ты думала, что я сожалела об этом, то ты права – я действительно не та, кем ты меня считала.
Парвуанэ отвернулась, расстроенно поглаживая волосы. Плечи ее ссутулились, и она обошла костер, встав перед Сорэйей.
– Меня не заботят он или его семья, но я знаю, что такое верность. Я крайне дорожу моими сестрами… дорожу тобой. Ты не думала о том, почему в итоге я пыталась отговорить тебя забирать перо Симург? Потому что я не могла проделать с тобой того же, что проделала с ним. Даже под угрозой того, что могла навечно остаться его пленницей.
Тут в голову Сорэйе пришла мысль, от которой у нее по спине пробежали мурашки.
– Это ты рассказала ему обо мне? О моем проклятии?
– Нет, – тут же ответила Парвуанэ. – Я все еще была у него в плену, когда твоя мать отнесла тебя к пэри́к. Однако я присутствовала при допросе им другой пэри́к, которая рассказала о тебе. Тогда же узнала и я.
Сорэйя крепче обхватила себя за талию.
– Но все же
Парвуанэ покачала головой. Губы ее исказило отвращение.
– Я была зла. Он стал шахом, но отказался отпускать меня. Так еще и имел наглость просить меня о помощи. Я знала о свойствах крови из сердца дива, однако никогда не видела полного превращения. Я не представляла, насколько
Слова Парвуанэ тронули Сорэйю куда глубже, чем ей хотелось признавать. Она ссутулилась, как и прежде, когда ей хотелось утешения, но не к кому было за ним пойти. Тут она увидела приближающиеся к ней босые ноги Парвуанэ, и в следующее мгновение див аккуратно разжала руки Сорэйи, которыми та обхватила свою талию. Затем она взяла ее за ладони.
Сорэйя подняла голову и посмотрела в серьезные янтарные глаза Парвуанэ.
– Ты прощаешь меня? – спросила Парвуанэ. – Ты остаешься со мной?
Казалось бы, простой вопрос. Однако Сорэйе пришлось продираться сквозь него, словно через запутанный и непроходимый кустарник. Она, Парвуанэ, Азэд. Их поступки, ошибки, амбиции. Все это переплеталось, делая тщетными попытки отличить одно от другого. Могла ли она простить Парвуанэ, не прощая и Азэда? Но как ей простить Азэда, не простив себя? Возможно, все они были достойны друг друга и не достойны ничего, кроме бесконечного круговорота предательств.
– Я не знаю, – ответила Сорэйя сиплым голосом.
Это был самый честный ответ, какой только пришел ей в голову.
Парвуанэ ждала продолжения, но поняв, что Сорэйе больше нечего сказать, кивнула и отвернулась, отпуская руки Сорэйи.
22
Сорэйя начинала переходить на ночной режим сна, совсем как дивы. Она спала днем, чтобы время ожидания пролетало побыстрее. Проснулась она с тяжелой головой, раздражительная: ей снова приснился кошмар. Однако в этот раз Сорэйя была Шахмаром, и руки ее были покрыты не венами, а чешуей. Подняв глаза, она увидела, что за ее превращением с удовольствием наблюдает Парвуанэ. Див открыла рот, и Сорэйя подумала, что та сейчас рассмеется. Однако вместо этого она задала ей вопрос:
–
Затем она обернулась во множество мотыльков, окруживших Сорэйю, а затем опавших наземь один за другим, мертвых от единственного прикосновения к ней.
Сорэйя поднялась из своей на скорую руку сколоченной кровати, издав усталый стон. Она постаралась провести рукой сквозь свои спутанные волосы. Затем она встала и подошла к столу, идя на запах еды. Однако ее внимание привлекло нечто иное, лежавшее на столе. Эта вещь была ей знакома.