Девушки

Аржанов проснулся раньше, оделся, умылся, а потом разбудил Соню. Она быстро вскочила и стала одеваться.

— Что же ты, Федя, дал заснуть мне у тебя? Как я выйду теперь на улицу? Вдруг увидят подруги? — говорила она, чуть не плача.

— Ничего никто и не увидит. Еще солнце не поднялось, — рассмеялся нагловато Аржанов, уплетая хлеб с украинским салом. — Закуси-ка вот, здоровей будешь!

Соня улыбнулась, взяла из его рук большой кусок черного хлеба, белого как снег сала и стала есть.

Через полчаса они пристали к бригадам, направлявшимся к конторе. Сюда по узкоколейке были поданы крошечные вагончики-теплушки. Паровоз стоял под парами и попыхивал дымкой из низкой, с красным ободком наверху трубы. Мальчишки шныряли вдоль состава, забирались на буфера, залезали в вагончики.

Торфяницы бригад Ольги, Даши, Кати, Свиридова и других стали садиться в вагончики. Соня и Аржанов сели с девушками Даши. Паровозик пронзительно свистнул, дернул состав раз, другой, и вагончики плавно покатились по рельсам. Поезд пересек торфяные поля, повернул вправо от главного пути и вонзился в лесную чащу.

Утро было ясное, с золотистым отливом. От вчерашних туч не осталось и следа в прозрачной синеве неба. Только на сочной ярко-зеленой листве сверкали жемчугом капли дождя. Над кустами вились темные облачка комаров. В лесной чаще по сторонам узкоколейки пели на разные голоса птицы. Глухо, как бы заикаясь, куковала кукушка: «Ку-ку! Ку-ку!» Крякали утки, хлопая крыльями. Квакали лягушки. Пахло горьковатой листвой осин, смолистым запахом хвойных деревьев, пахучими лесными и болотными растениями. Путь был неровный, местами заросший травой. Поезд часто замедлял ход, полз по-черепашьи.

Девушки то и дело на ходу выпрыгивали из вагончиков в лес, рвали цветы и, хохоча, с охапками цветов, взбирались опять в вагончики. Так шумно и весело проехали несколько километров. Потом поезд вырвался из чащи в редкие перелески, среди которых серебрились озера, отражавшие небо, вершины деревьев. Эти озера образовались на месте размытых торфяных карьеров. На некоторых из них виднелись крошечные островки, горевшие изумрудной травой, огненными, белыми и голубыми цветами.

Соня, не отрывая сияющих глаз, смотрела на красивый ландшафт. Аржанов стоял возле нее у открытой двери вагончика. Она осторожно, чтобы не заметили подруги, прижалась к нему плечом, шепнула:

— Как хорошо!

— Нравится?

— А тебе?

— Да.

— Я очень хотела бы погулять тут.

— Еще погуляем. Лето только начинается. И покупаемся, и походим по этим островкам.

Поезд замедлил ход, фыркнул сердито. Пар беловатыми космами залетал в двери и быстро таял в золотисто-зеленом воздухе. Вагончики накатились друг на друга, звякнули и остановились сразу. Девушки со смехом, с громкими криками выпрыгнули в густую и влажную траву и бросились собирать яркие, пахучие цветы. Нарвав охапки цветов, они тут же сплели венки.

— Девушки, девушки! — позвал их инженер группы кранов. — Милые, вы на работу приехали, а не на гулянье!

— Верно, — отозвалась Ольга, снимая с головы венок, и направилась к инженеру.

— Дайте нам маленько поразмяться в хороводе! — кричали они.

— Ну и помощнички приехали! — добродушно ворчал инженер.

Ольга и Даша смотрели на него и улыбались. Инженер был в такой же спецовке, как и торфяницы. Лицо у него некрасивое, но умное. Взглянув на Ольгу, он спросил:

— Вы что, товарищ, горожанка?

— Нет, я колхозница. Второй год на торфу работаю бригадиром, — сказала Ольга. — Прошу вас поставить меня на самую трудную работу.

— На добыче не работали?

— Нет.

— Тогда пойдете такелажницей.

— Я хотела карьерщицей.

— Но вы ведь никогда не работали карьерщицей и, по всей вероятности, не представляете, что это за труд, — сказал инженер и опять внимательно взглянул на нее.

— Не представляю. Но я не отдыхать сюда приехала, тяжелой работы не боюсь.

— Что же, — согласился инженер, — коли вы так хотите, то пожалуйста. Отправляйтесь в кладовую, там выдадут вам спецовку. Хорошенько оденьтесь.

— А то что?

— Да так, ничего, — усмехнулся инженер и пояснил: — Если плохо подберете и не приладите к своей фигуре спецовку, то порядком покупаетесь в торфяной жиже.

— Ничего, — улыбнулась Ольга, — думаю, что меня никакая жижа не попортит. — И она быстро направилась в кладовую.

«Да, — подумал инженер, — по всему видно, молодец».

— А вы? — обратился он к Соне.

— С нею, с Олей, в карьер, — ответила Соня.

— И мы! — подхватили вместе Глаша и Даша.

— Нет, уж пусть Авдошина брандспойтщицей идет, — сказал Аржанов: ему не хотелось, чтобы Соня общалась все время с Тарутиной.

— Вы кто будете ей? — спросил инженер.

Щеки Сони зарделись. Аржанов грубовато ответил:

— Да так, просто знакомый.

— Так не вам, а ей работать придется, пусть сама и выбирает.

— Она не знает этой работы.

— Почему вы так думаете? — Соня вскинула черные сердитые глаза на Аржанова и твердо заявила: — Знаю теоретически.

— А-а! — протянул инженер и улыбнулся. — Ну, так ладно, пусть будет так, как сказал он. Значит, брандспойтщицей? Отлично! Возьмите спецовку и рукавицы в кладовой. Без рукавиц мозоли набьете скоро…

Соня ушла.