Девушки

— Хорошо, — согласился недовольно Павлов.

Из-за штабеля вышла Тарутина. Павлов быстро обернулся на ее голос и покраснел.

— Здравствуй, товарищ лейтенант. Почему ты один, не в бригаде?

— Я поставила его на штабель, вот на этот, — ответила за Павлова Маша, — и он согласился.

— Так залезай к кладчицам, — сказала серьезным тоном Ольга. — Вон девушки уже катят тачки с торфом.

Павлов еще больше покраснел, повернулся спиной к начальнику поля и шагнул к штабелю.

Девушки, поднявшись раньше его на штабель, встретили его приветливым смехом и шутками:

— Это Ольга, товарищ лейтенант, вас послала к нам?

— Нет, не она, — неохотно ответил Павлов.

— Я, если бы была на ее месте, не послала бы вас к таким девушкам, как мы.

— Почему? — спросил сухо Павлов.

— А потому, что мы одна к одной красавицы и вы можете влюбиться в кого-нибудь из нас, — с громким смехом сказала чернобровая девушка.

— А я и так, не влюбляясь, всех вас люблю, — уже мягче ответил Павлов, чувствуя, что девушки разыгрывают его.

— Девки, отстаньте от товарища Павлова! — прикрикнула Глаша, только что поднявшаяся на штабель, и поздоровалась с лейтенантом.

Ольга пошла по бровке. Павлов смотрел на нее. Она в этот миг показалась ему еще лучше. Правда, она немножко похудела, и ее глаза стали больше, горели темными огоньками. Одета была просто, как и все. Он видел, как она подходила к бригадам, слышал, как коротко и отчетливо отдавала приказания бригадирам, техникам. Вот она дошла до валовой канавы и зашагала вдоль нее, скрылась в предутренней дымке.

— Угольщицы, по местам! — распорядилась Глаша. — И кладите у меня так, чтобы… А вы, товарищ Павлов, принимайте из подъемника корзины с торфом, да побыстрее опрокидывайте их. Старайтесь не сдвигать край штабеля.

Зажурчали блоки, и подъемники с корзинами торфа поползли на штабель. Павлов стал снимать корзины и освобождать их. Тачки катились одна за другой, блоки работали бесперебойно. За полчаса работы Павлов, несмотря на свою большую силу и ловкость, вспотел.

Иногда он не успевал взять с подъемников корзину с торфом, и она ныряла вниз. Девушки, работавшие внизу, покрикивали на него:

— Товарищ лейтенант, мух ловите, а не корзины!

— Нет, он бабочку одну ловит и никак не поймает, — отозвалась с угла Люба, озорно блеснув глазами.

— Пусть он ловит ее в другом месте, а не тут! — крикнула насмешливо девушка снизу. — Вот сорвет нам норму выработки, так мы вечером покажем ему бабочку!

Девушки громко рассмеялись.

Павлов работал как заведенный механизм. Он думал только об одном — чтобы вовремя принять корзину, опростать ее от торфа, бросить на уходящий подъемник и принять другую, со следующего плывущего вверх. И так все время. Работая, он не заметил, как взошло солнце и сразу стало светло; теперь отчетливее были видны торфяницы, работавшие на ровных, словно узорчатая скатерть, полях, уходивших к горизонту.

Подъемники с корзинами то и дело поднимались и опускались. Павлов, угольщицы и укладчицы работали, обливаясь потом.

Солнце грело все сильнее, знойный ветерок обжигал лицо, шею. Павлов быстрым и резким движением расстегнул ремень и, сняв влажную и потемневшую от пота гимнастерку, бросил ее вниз, на бровку. Оставшись в рубашке, он с новой энергией принялся за однообразную и скучную ловлю корзин с быстро взлетающих подъемников. На картах всюду синели, краснели и белели платочки и панамки на головах девушек. Из голубизны нет-нет да и донесется короткий и резкий крик чайки с ближнего озера.

Павлов приладился к работе, и она пошла у него быстрее. Он вовремя ловил корзины, освобождал их от торфа и бросал на свое место. Он не обращал внимания на пот, стекавший темными каплями с его лица, и только изредка проводил ладонью по мокрым, потемневшим волосам и откидывал их назад. Глаша и ее подруги работали молча, сосредоточенно. Штабель уже высоко поднялся от земли. Подошла Маша Козлова; обойдя штабель, она крикнула:

— Угол-то задний надо выправить! Не выправите — не приму работу. Снимите четыре ряда и положите их правильно. Мне, чай, Глаша, не учить тебя…

— Выправим! Замолчи, Маша! — крикнула Глаша и набросилась на Любу: — Ты что, Любонька, слепая? Разве можно так у самой завертки испохабить угол? Придет Тарутина…

Она склонилась и стала снимать куски торфа с угла. Люба молча помогала бригадиру. Через несколько минут угол был выправлен.

Торф сох и на штабеле. Ветерок срывал с него пылинки. Казалось, сухие шоколадного цвета бруски дымились.

— Обед! Обед! — подхватили хором девушки, работавшие на одном штабеле с Павловым, и сели.

«Что это они, разве не будут спускаться со штабеля?» — подумал с неудовольствием Павлов и остался стоять на месте.

Блоки остановились; корзины, не дошедшие доверху, повисли в воздухе. Он взглядом окинул поле Тарутиной. Оно тянулось на пять километров в длину.

На всем поле вдоль бровок темнели штабеля торфа. На картах, на полпути к штабелям, остановились нагруженные торфом корзины на тачках, пустые тачки. Девушки потоками шли к полотну железной дороги, где остановился поезд, доставивший из поселка горячий обед.