— Не хочешь водки, так угощаю сладким, — улыбнулась она и разломила плитку пополам.
— Это тот шоколад, что я… — пробормотал Павлов. — И ты…
— Да, я забыла про него…
— Не хочу, — отстраняя шоколад, обиженно сказал Павлов.
— Бери, говорю! Не возьмешь, так и я не стану есть.
— Нет, я… — начал Павлов, запнулся и взял шоколад. — Только мне поменьше…
— Сердишься, что сухо встретила? — спросила Ольга. — Не дуйся! Ты пришел работать, а не на свидание. Да и твоя милая — начальник поля, — сказала она шутливо. — На ее плечах столько дела, ответственности! — Посмотрев вокруг, она быстро поднялась, поцеловала его и, не дав ему опомниться, села на тачку. — Теперь не дуешься?
— Нет.
— Только с такой физиономией не лезь целоваться, — сказала Ольга и, вынув из чемоданчика круглое зеркальце, поднесла к лицу лейтенанта. — Хорош?
Павлов, взглянув в зеркальце, рассмеялся.
— Ну и чучело! Тогда зачем же ты, Ольга, целовала меня.
— Сразу не разглядела, — смеясь, ответила она.
Павлов достал из кармана гимнастерки сверточек и подал его девушке.
— Что это? — развертывая бумагу, спросила Ольга, и ее черные глаза заблестели от удивления и радости. — Духи? И мне? Вот за это спасибо!
— Тебе. Хотел утром, но ты была так сурова…
— А удобно ли начальнику брать подарки от подчиненного? Это ведь может быть взяткой, за что карают…
— Ну вот еще! Какой же я тебе подчиненный? — возразил Павлов и, заметив, что девушка усмехается, рассмеялся сам. — Карай, если заслужил!
— И буду.
— А если не заслужил, тогда что?
— Не спрашивай, — сказала Тарутина и положила подарок в чемоданчик.
— Уходишь? — спросил Павлов, вставая.
— Да. Через три минуты заканчивается обед. Тебе — на штабель, а у меня — поле в несколько километров. На нем сегодня около пятидесяти бригад. Я обязана быть там.
— Посиди чуть, — попросил Павлов.
Ольга рассмеялась и, отойдя от него, послала ему воздушный поцелуй. Когда она скрылась за штабелями, Павлов взял ее чемоданчик и накрыл его своей гимнастеркой.
«Не догадается, будет искать… и не уйдет без меня», — решил он.
Подошла Глаша со своими укладчицами. Павлов и девушки влезли на штабель. Флаг еще трепыхался на каланче. Облаков в небе стало больше. Они часто закрывали солнце. Тени облаков скользили по картам. Флаг скрылся. Торфяницы и торфяники устремились на карты, к штабелям.
Заработал подъемный кран, зажурчали блоки, подъемники один за другим всплывали наверх с корзинами торфа. Павлов ловко брал корзины, высыпал из них торф и бросал их на подъемники, уходившие вниз. Глаша и ее укладчицы работали не разгибаясь. На многих штабелях уже началась завершка. Павлов не заметил, как наступил вечер и сизая туча показалась на горизонте, поблескивая молниями. Девушки работали напряженно, они посматривали на тучу и стремились поскорее убрать торф до дождя. Снизу послышался голос Ольги:
— Глаша, обязательно до дождя закончите завершку!
— Уже заканчиваем! — крикнула Глаша. — Товарищ Павлов, не принимайте больше!
Когда Глашина бригада спустилась со штабеля, туча сердито гудели громами и сверкали красными молниями. Над далекими полями, уходившими под мглистый горизонт, замелькала сетка дождя, от полей поднялся беловатый пар. Дождь шумящей стеклянной полосой надвигался и на поле Тарутиной.
Завершка многих штабелей уже была закончена. Освободившиеся торфяницы-укладчицы были переброшены Тарутиной на помощь другим бригадам, отставшим в уборке сухого торфа с карт. Павлов стал за тачку и подвозил торф к штабелю бригады Звягинцевой. Ольги он не видел на своем участке до самого конца работы. Она была на последней карте поля, в бригаде Гладышевой. Горожане, непривычные к этой работе, сильно отстали на своих участках. Им помогали опытные торфяницы.
Гром гремел беспрерывно, блистали молнии, шумел дождь. Мокрый торф поднимали на завершку последних штабелей. Поле потонуло в пелене тумана и серо-стеклянного, теплого, как парное молоко, дождя. Кое-где на поле раздавались смех, голоса:
— Вот это, Ксюша, баня!
— Не говори! Счастье наше, что тепло!
— Не дождь, а душ!
Павлов подкатил тачку к штабелю.
— Не надо больше! — сказала Гладышева. — Эй, девки, — позвала она своих торфяниц, — собирайтесь в кучу — и домой, только с песней!
Девушки окружили бригадиршу. Павлов видел, как дождь ручьями стекал с их платочков, с парусиновых курток, лил за голенища брезентовых сапог. Стекали ручейки и с его фуражки. Рубашка была мокрая и прилипала к телу. В сапогах хлюпала вода.
— А где горожане? — спросил Павлов, озираясь по сторонам.
— Пошли в поселок, — отозвалась Гладышева. — Они не дошли еще, наверно, и до первой будки. Легко нагоните их. Шагайте, молодой человек!