Девушки

— Девушки выступали с этой трибуны правильно, очень хорошо, — начал он глуховатым голосом, и его глаза скользнули по рядам слушателей. — Они нарисовали замечательную картину труда торфяниц. Они рассказали о том, как многие бригады добились выдающихся успехов в деле сушки и уборки торфа. В борьбе за торф идут впереди бригады Тарутиной, Звягинцевой, Глазковой, Лукачевой, Лопухиной, Кузнецовой и многих других. Мы должны их высокую работу отметить сегодня. Выступавшие указывали на скверные бытовые условия, на плохое питание. Я на стороне этих девушек и требую от начальника участка срочно улучшить бытовые условия в бараках — исправить крыши, наладить правильное питание торфяниц. С этой трибуны призывали работать по-фронтовому. Бригадир Тарутина вызвала на социалистическое соревнование всех торфяников страны, а это важнейшие вопросы нашей жизни.

Торфяницы внимательно слушали Завьялова, они верили ему. «Хоть и директор, а держит себя просто с нами, как товарищ, — говорили они о нем, — да и слову своему хозяин: если что обещает, то выполнит».

Завьялов передохнул, выпил воды и продолжал:

— Сегодня наше предприятие укомплектовано рабочей силой только на шестьдесят процентов. Что это значит? Это значит, что для выполнения нами государственного плана потребуется, чтобы каждые три торфяницы дали столько торфа, сколько в нормальных условиях дают пять рабочих, ежедневно выполняющих свою норму. Задача, как видите, трудная. Не потому трудная, что вы девушки. Многие из вас не уступят мужчинам ни в силе, ни в умении работать. Она, эта задача, трудна потому, что высокой производительности труда мы можем добиться только его правильной организацией. И вот здесь я хочу обратиться к начальникам полей, бригадирам и техникам — к тем младшим командирам, от которых зависит судьба всякого производства. Выполнение нашего плана зависит прежде всего от нас, товарищи. Сумейте организовать производственный процесс так, чтобы торфяницы не выматывали последние силы, не болели, но давали все более и более высокую производительность. Тут надо подойти к делу с большим умом, продумать каждую мелочь. Тяп да ляп не поможет в этом большом и ответственном деле. Те, кто работает тяп да ляп — это относится к товарищу Волдырину и другим, — должны немедленно перестроиться, если не хотят остаться за бортом коллектива. Я надеюсь, что все вы сделаете надлежащие выводы из нашего сегодняшнего собрания и примете все меры к тому, чтобы с честью выполнить государственный план.

Завьялов взял листок и, вытирая платком лоб, прошагал к своему месту в президиуме.

Когда аплодисменты затихли, Нил Иванович поднялся из-за стола, подошел к красным знаменам, стоявшим у стены. Он взял одно из них и, держа в руке, приблизился к самому краю сцены; его лицо приняло строгое выражение. Девушки возбужденно глядели то на него, то на знамя, то на знатных бригадиров.

— Лучшие показатели за истекшую декаду по участку имеет бригада Звягинцевой, — начал Нил Иванович торжественным голосом. — По решению общественных организаций и руководства участка вручаю ей знамя участка.

Зина приняла знамя и заявила, что и в этой декаде ее девушки будут работать так, чтобы красное знамя осталось за ее бригадой. Все девушки ее бригады поднялись и аплодисментами подтвердили заверения бригадира. Члены президиума стоя аплодировали Звягинцевой, ее девушкам. Завьялов взял другое знамя и, держа его, обратился к Ольге.

— Знамя предприятия передается бригадиру Тарутиной и ее доблестным торфяницам, давшим небывалый процент на сушке.

Ольга подошла к Завьялову, взяла знамя предприятия и заверила директора, что она и ее девушки будут бороться за еще большую производительность труда.

Одна из них, Глаша, выступила от имени своей бригады:

— Товарищ Завьялов, комсомолки-добровольцы бригады Ольги Тарутиной и в этой декаде не уступят никому на полях участков красного знамени предприятия.

Долгунов объявил собрание закрытым.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Аркашкин и Маркизетова суетились в столовой, отдавая распоряжения подавальщицам.

— Пол, пол! Не пол, а черт знает что! — кричал нервно Аркашкин и тыкал указательным пальцем то под один стул, то под другой.

Подавальщицы бросились на кухню и тут же выбежали с ведрами горячей воды, тряпками и швабрами. Толстая, с маленьким носом на широком красном лице девушка подоткнула подол розового батистового платья выше колен и стала энергично тереть пол.

— Да поскорее, поскорее мойте-то! Сам Завьялов придет!.. Черт его принес не вовремя! — хрипло и злобно крикнул Аркашкин и, остановив взгляд на полных и красных икрах толстой подавальщицы, замер от восхищения. — Эх, Глафира, Глафира! — прохрипел он и, покосившись на высокую и тонкую, как минога, Маркизетову, которая стояла к нему спиной, шагнул к подавальщице.

Глафира выпрямилась и взмахнула мокрой тряпкой.

— Осторожнее, чертушка толстая! — отшатнулся от нее Аркашкин. — Разве не видишь, что я в праздничном костюме? Я душевно, с нежными чувствами к тебе, а ты…