Следом был подвал и Отдел науки и естествознания, который также держался в идеальном порядке Эшвином Рамасвами. Эви научилась делать приличную чашку чая-масала, чтобы больше времени проводить внизу и незаметно изучать подходящие коллекции. Отдел Эша был организован даже лучше, чем Отдел художественной литературы – по таксономическим принципам классификации Линнея. Поскольку весь подвал был разделен на различные «царства» и каждая полка категоризирована в соответствии с дарвиновской идеей общего происхождения, Эви могла методично пройти по нескольким секциям, которые казались подходящими к ее делу, и быстро просмотреть остальные.
Второй этаж «Книг Блумсбери» единственный оставался полностью неисследованным – и, к сожалению, недоступным, пока там правил мастер-мореход Скотт. Эви знала, что ей ни в коем случае нельзя попадаться на этаже истории без цели, одобренной главой отдела, в соответствии с правилом магазина номер двадцать один.
Эви оставалось только выжидать, ждать подходящего момента, когда она сможет зайти на второй этаж без страха репрессий и решить назначенную ей самой себе задачу раз и навсегда.
Глава шестнадцатая
Грейс стояла в прихожей своего домика в Камден-тауне, натягивая перчатки и улыбаясь сверху вниз сыновьям, которые ерзали от возбуждения.
– Гордон! – крикнула она в сторону лестницы. – Гордон, нам надо поторопиться!
Из хозяйской спальни не донеслось ответа, и Грейс жестом велела мальчикам ждать ее. По пути наверх ковролин цвета пыльной розы заглушал цокот туфель на низком каблучке, которые она носила, когда ходила за покупками, отчего перспектива очередного взрыва Гордона казалась даже более зловещей, чем обычно.
Гордон сидел на углу их постели, будто поджидая ее.
– Гордон, пожалуйста. – Она вздохнула.
– Я говорил тебе, не сегодня.
– Это не тебе решать. Завтра день рождения Тедди, и он этого хочет.
– Пойдете без меня.
От обвинения в его тоне позвоночник Грейс упрямо выпрямился.
– Да, пойдем.
– Ты теперь всегда делаешь что хочешь… – прошипел он, и в его глазах отразилось, как он заводится, что происходило все быстрее и быстрее. Теперь едва был нужен повод, чтобы он сорвался.
– Гордон, прости, но у нас нет на это времени. И я не подведу Тедди, ни ради тебя, ни ради кого-то другого.
Готовность Гордона использовать их сыновей в качестве пешек была новой тактикой. Грейс привыкла игнорировать, как перепады его настроения отражались на ней, но опасалась влияния его жестокого поведения на Николаса и чувствительного Тедди, особенно по мере того, как они взрослели и начинали замечать напряжение дома.
Гордон презрительно махнул рукой, будто это она пряталась за их сыновьями, а не наоборот.
Грейс развернулась на каблуках и без слов спустилась обратно вниз. Она поторопила мальчиков наружу, надеясь, что долгая автобусная поездка в Сохо восстановит ее спокойствие и ощущение особенного дня Тедди. Это был одиннадцатый день рождения ее младшего сына, и он попросил то же, что и каждый год, будучи таким же человеком привычки, как и его отец: поездку, чтобы выбрать еще игрушечных солдатиков для его боевого набора Второй мировой войны. Поэтому они направлялись на Риджент-стрит в «Хэмлис», старейший и самый большой магазин игрушек в Лондоне.
Грейс знала, что пока они шагают втроем вниз по улочке к автобусной остановке, соседи следят за ними и судачат. Никто никогда прямо не подходил к ней и не спрашивал, где Гордон и как у него дела; они были для этого слишком вежливы. Но Грейс все-таки предпочитала никак не выделяться. Приходилось гадать, как ее привычка к сдержанности повлияла на решение выйти замуж за Гордона ввиду приближения возраста старой девы. Как иронично, что решение ступить на ожидаемую от нее брачную тропу привело к такому аномальному концу.
Это было одной из причин ее восхищения Вивьен, которая редко обращала внимание на то, что думают другие. Она не позволяла чванству более обеспеченных клиентов магазина оттеснять ее; если уж шла о том речь, она только сильнее упиралась каблуками в пол. Никто бы не обвинил Вивьен в отсутствии уверенности или нужде в чужом одобрении. Однако после инцидента с часами Грейс начала гадать, не скрывает ли враждебность Вивьен к Алеку определенное волнение о том, что думал о ней по крайней мере он.