Девушки из хижины

Снова опускаюсь на кровать, беру телефон, стараясь, чтобы не дрожала рука, и понимаю, что есть только одна вещь, которую я в такой ситуации должна сделать.

Я должна позвонить ей.

Понятное дело, заморозив банковский счет и бросая намеки на темные делишки, которыми он занимается за моей спиной, я ничего не добьюсь. Поэтому остается только это.

Сначала жму *67, потом, затаив дыхание, набираю ее номер.

После четырех гудков меня приветствует голос:

– Вы позвонили Бет. Оставьте сообщение.

Бет…

Это она родила дочь от моего мужа?

Пересекаю комнату и, распахнув дверь, иду в гардеробную. Роюсь в его комоде, докапываюсь до самого дна, до шелковых черных носков, которые он редко надевает, и до обложки органайзера… только там ничего нет.

Вытаскиваю все, как попало, бросаю на крышку комода… Так и есть, ничего. Пусто.

Фото девочки пропало.

В животе бурлит, к горлу подкатывает желчь. Бегу в ванную и, опустившись на колени возле унитаза, давлюсь сухими рвотными позывами. Внутренности закручиваются узлом, я задыхаюсь, не хватает воздуха.

Хватит копать и вынюхивать, откладывать неизбежное, искать неопровержимые доказательства. Какие еще нужны подтверждения? Чего я жду? Доказательств того, что ошибаюсь? Что все это страшный сон?

Существует причина, по которой он ворует мои деньги, прячет от меня эту девочку, разговаривает с женщиной по имени Бет утром каждой пятницы, пока меня нет дома.

И я намерена узнать правду – от самого источника.

Содрогнувшись, я одним махом избавляюсь от содержимого желудка. Следом отправляются мои достоинство и гордость. Комком туалетной бумаги вытираю со рта едкую желчь.

Значит, вот чем это кончится.

Мы не станем парой упитанных седых пенсионеров, разомлевших на тропическом солнце.

Нас ждут разные дороги. Он вернется в Нью-Йорк, в свою маленькую семью, которую создал тайком от меня, а я начну заново – одинокая, эмоционально опустошенная.

Сигнал тревожного звонка на передней двери уведомляет, что он вернулся. Бегу назад, в нашу спальню, распихиваю его носки по местам, стараюсь, чтобы они лежали аккуратно, как прежде.

Затем быстро осматриваю себя в зеркале, поправляю прическу и иду к лестнице, чтобы наконец взглянуть правде в глаза.

Глава 37 Рен

Лежа на диване в помещении, которое Николетта называет «общей комнатой», я читаю одну из ее книг в мягкой обложке. В этой женщина мстит мужу за обман: имитирует собственное похищение и убийство, а потом старается подставить его.

Проглатываю страницу за страницей, пальцы покалывает от нетерпения – я еще не дочитала, а им уже хочется перевернуть лист.

Никогда не читала такой умной и захватывающей книги, понятия не имела о слове «похищение», пока не встретила на этих страницах.

Такую книгу Мама точно сожгла бы в очаге, но пока я читаю, пока захвачена этими страницами, мне не приходится думать о теле, найденном в лесу.

Глаза бегают по строчкам, а в голове вдруг мелькает мысль: не совершила ли Мама что-то похожее на поступок Эми, героини этой книги?

Еще сегодня утром я решила, что мои воспоминания о доме с мягким, щекотавшим ступни полом и цветными стенами – настоящие. Мама называла их ложными, но если достаточно сильно зажмуриться и сосредоточиться, я почти слышу звонок желтого телефона, висевшего в кухне на стене. Он такой же пронзительный, как на айфоне у Бранта.

В моих воспоминаниях о доме – перегородки и комнаты с дверями, как у Николетты, только поменьше. И у меня была собственная комната с розовыми шторами и белыми стенами.

Как можно представить нечто подобное, если никогда не видел?

Это все должно быть настоящим.

Другого объяснения нет.

От этих мыслей в груди становится тесно, и все тело охватывает трепет. Никогда не чувствовала ничего похожего.

Я даже не понимаю, что это значит. Просто знаю, что все это реально, и рядом нет Мамы, так что возразить некому.

Возвращаюсь к книге и перелистываю страницу, но тут слышу голос Бранта.

Он дома.

Оставляю книгу на столике у дивана, выхожу из общей комнаты и вижу, что он в прихожей вешает куртку в шкаф.

– Что вы сделали с моими рисунками? – спрашиваю я.

Повернувшись, он щурится.

– А-а… Думал, не заметишь.

Потом он вдруг широко ухмыляется. Я не смеюсь.

– Где они?

– Хотел сделать тебе сюрприз, – отвечает Брант и, подняв руки с раскрытыми ладонями, делает шаг ко мне. – Отвез в город, чтобы поместили в рамки. К понедельнику будет готово.

Я не нахожу места своим рукам.

– Зачем?

– Зачем? Ты серьезно? Рен, у тебя невероятные рисунки. Ты, по-моему, не понимаешь, насколько талантлива. Твои работы заслуживают того, чтобы их выставили.

Вскидываю голову и изучаю его прищуренным взглядом.

– Как вы узнали про те, что лежали в моей комнате? – Насколько мне известно, он шагу не делал в гостевую, которую занимаем мы с сестрой.

Он хмыкает в нос, подбоченивается.

– Шел мимо. Дверь была открыта. Увидел, что они лежат на комоде… Извини. Если бы я знал, что ты так рассердишься, не стал бы этого делать.

– Что происходит? – Внизу лестницы стоит Николетта. Темно-синие глаза перебегают с меня на Бранта, рука крепко сжимает перила. Она бледнее обычного, и волосы местами в беспорядке.