Девушки из хижины

Брант оборачивается к жене:

– Я отвез ее рисунки в город, в багетную мастерскую, чтобы поместили в рамки. Хотел сделать что-то особенное… понимаешь, как художник художнику.

Она внимательно смотрит на Бранта, хотя трудно сказать, верит ему или нет.

Повернувшись снова ко мне, он говорит:

– Слушай, если хочешь, поедем вместе в город и заберем их.

Вздохнув, я опускаю руки. Если он хотел сделать мне приятное, то я веду себя грубо. В конце концов, он же говорил, что мне не следует стесняться своих работ.

Мне кажется, раз все прояснилось, нужно отбросить сомнения.

– Извините, – говорю я, не желая становиться причиной раздора. – Я перенервничала. Привязываюсь к своим работам, вот и все.

– И не только ты. Я тоже. Не беспокойся об этом. – Брант небрежно машет рукой. – Вполне понятное дело.

Возвращаюсь в общую комнату, оставив их у лестницы, возле шкафа для верхней одежды. Снова с головой ухожу в книгу, где все не то, чем кажется, и каждый выдает себя за кого-то другого.

Слава богу, что это вымысел.

Глава 38 Николетта

Будь все иначе, я заполнила бы уикенд, разъясняя девочкам, как заказывать пиццу, как играть в классические игры типа «Монополии» и «Сорри!». Обучила бы их пользованию такими чудесами, как стиральная машина и сушилка, познакомила с лучшими образцами поп-музыки последних двух десятилетий. А между дел мы посмотрели бы с полдюжины фильмов Диснея, заодно разрисовывая друг другу ногти и листая журналы мод.

Будь все иначе, я бы вернула им детство и юность и дала бы как можно больше за самый сжатый срок, потому что теперь в любой день мы можем узнать про тело, найденное в лесу, и в их жизнь нагрянет еще одна трагедия.

Вместо этого я стою лицом к лицу со своим неверным супругом.

– Привет, – произносит он, засовывая в карман телефон.

Окинув взглядом его джинсы и рубашку-поло, я спрашиваю:

– Не бегал сегодня утром?

Он пожимает плечами:

– День отдыха.

Складываю руки на груди, интересуюсь:

– Какие планы?

Брант смотрит на лестницу.

– Собирался пойти поработать.

Улыбнувшись, муж проходит мимо, поднимается по ступенькам. На ходу достает телефон, смотрит на экран, снова отправляет в карман.

Сколько его знаю, во время работы он всегда включает авиарежим. Ни Интернета, ни вай-фая, ни звонков.

Неукоснительно.

– Ждешь важного звонка? – спрашиваю я.

Он усмехается.

– Что?

– Ты захватил телефон в студию.

Брант разворачивается ко мне всем телом, и я замечаю, что у него слегка раздуваются ноздри.

– Да, действительно. Жду.

Меня охватывает жаром, комната начинает вертеться, но я должна это сделать.

– От Бет? Из Нью-Йорка? – продолжаю я. – О, погоди. Ты же разговариваешь с ней по пятницам, с девяти до десяти, когда меня нет дома. Правильно…

– Ник…

Не хочу, чтобы девочки слышали, поэтому поднимаюсь по лестнице, прохожу мимо него. Если у Бранта осталась хоть капля здравого смысла, то он последует за мной.

Он так и делает.

Как только мы входим в нашу комнату, я закрываю дверь и поворачиваюсь к нему.

Паника не просто написана у него на лице, она высечена.

Он попался. Все кончено. На нашей совместной жизни поставлен крест.

– Когда ты собирался мне сказать? – спрашиваю, стараясь не заплакать.

– Когда решу, что ты готова услышать правду, – отвечает он.

– Шутишь? Кто ты такой, чтобы решать, когда я готова?

– Я знаю тебя, Ник, – возражает он. – И знаю, через что тебе пришлось пройти.

– Бога ради, я не какое-нибудь долбаное яйцо Фаберже. – Зажав пальцами виски, на секунду зажмуриваю глаза. – Сколько это продолжается?

Он начинает говорить, но я перебиваю:

– И почему ты посылал ей деньги с моего счета?

– Потому что исчерпал свои сбережения, – говорит Брант, опускаясь на край кровати и обхватывая голову руками. Выглядит он скорее до изнеможения уставшим, чем виноватым. Возможно, необходимость хранить столь страшную тайну в конце концов сказывается и на нем, но мне сейчас все равно.

Теперь, когда я все узнала и наш союз рухнул, мне не хочется видеть этого человека, не хочется произносить его имя, даже думать о нем.

– Не понимаю, почему ты не покаялся, – говорю я с озадаченной улыбкой на лице. – То, что ты сделал… это переходит все границы. Я такого от тебя не ожидала.

Подняв на меня взгляд, он шевелит губами, потом, помолчав, спрашивает:

– Что тебе известно? Только точно?

– Я знаю про деньги, телефонные звонки, женщину… про дочь, – отвечаю я.

Левой рукой он проводит по щеке. На пальце сверкает ничего не значащее обручальное кольцо.

– Сколько ей лет? – спрашиваю я.

Он поворачивает ко мне голову.

– Девять.

Я отшатываюсь, словно от удара, на глаза наворачиваются жгучие слезы.

– Девять? – шепчу я. – Девять?

У меня учащается дыхание, тяжелеет тело. Глаза горят от близких слез, но я цепенею от шока и не могу по-настоящему заплакать. Как же я могла не знать?

– Почему все это время ты оставался со мной? – выговариваю я.

У него брови на лоб лезут, и он смотрит на меня так, словно я оскорбила его идиотским вопросом.

– Как почему? Ты моя жена. Я люблю тебя.

Усмехнувшись, отвожу взгляд.

– Ах, да. Похоже, ты принял те клятвы близко к сердцу, не так ли?

Брант встает и, нахмурившись, подходит ко мне.