Девушки с картины Ренуара

Семейное ложе Ивонны и Эжена Руара, видимо, не слишком согрето, впрочем, оно чуть теплее, чем у супругов Жид, Андре и Мадлен. Ивонна рожает двоих детей, мальчиков — Станисласа в 1903 году, Оливье — в 1906 году. Старший назван одновременно в честь деда по отцовской линии, Анри Станисласа Руара, и еще одного предка по имени Станислас, который в 1792 году вступил в армию Дюморье и отличился в битве при Вальми.

Зато царское ложе Луи Руара, сделанное еще в имперские времена по заказу его деда Жоржа Жакоб-Демальтера, не простаивает. Кровать из красного дерева украшена сфинксами и мозаикой, напоминающими Луи о давних путешествиях в Египет. Несмотря на то, что Кристина и Луи часто спят в разных спальнях, несмотря на ссоры и скандалы, их супружеская жизнь весьма активна. Горячий Луи произвел на свет семерых детей подряд, и если он и надоел Кристине, то лишь своей неуемностью.

Не думает ли Ивонна, что ошиблась в выборе? Луи, брат ее мужа, не позволил бы ей дремать, предаваясь меланхолии. В Баньоль-де-Гренад, в своем доме на берегах Гаронны, она чахнет и умирает со скуки, ощущая радость жизни только рядом с детьми.

Но она, находясь в глубоком кризисе, страдает множеством болезней. Долгие месяцы она проводит в лечебницах, томясь, как затворница, без детей. В семье стыдливо говорят об «усталости», «анемии», «женских расстройствах», хотя всех пугает нависший призрак туберкулеза. Но так же, как когда-то ее тетушка Мари Фонтен, судьба которой как будто предопределила ее собственную судьбу, Ивонна стала жертвой постыдной скрытой боли. Трудно быть счастливой рядом с мужем, который омрачает жизнь. Непостоянная натура Эжена — вот крест, который Ивонна несет из дня в день. Нежная и чувственная молодая женщина, еще недавно окруженная вниманием художников, которую Дебюсси находил похожей на Мелизанду, а Морис Дени изображал в виде Девы-избранницы, превратилась в беспокойную мать и опечаленную супругу. Вероятно, сегодня ее лечили бы от депрессии. Однако, в отличие от тетушки Мари, у Ивонны не хватает смелости все бросить и найти счастье в успокаивающих объятиях другого мужчины. Поэтому она постепенно и неумолимо впадает в уныние.

Между тем Эжен, по словам Андре Жида, «остепенился», по крайней мере если смотреть со стороны. Во всяком случае Эжен создал себе образ, который мог бы произвести впечатление на Ивонну, если бы она не имела возможности видеть его без маски. В 1905 году он стал мэром города Кастельно-д’Эстретфон, пять лет спустя — выбран генеральным советником коммуны

Фронтон. Руар играет заметную роль в своем департаменте и даже за его пределами, на всем юго-западе Франции. Он участвует в работе Центрального общества сельского хозяйства, президентом которого стал в 1913 году. Благодаря должности начальника канцелярии министра торговли и промышленности Жана Крюппи, Эжен завел связи в Париже. Он способен придать своей деятельности государственный размах. Эжена награждают орденом Почетного легиона, орденом За заслуги в сельском хозяйстве… Вскоре он начинает задумываться о депутатском кресле.

Люди обращаются к нему с различными просьбами, и он старается не отказывать. Он берется за все с той же энергией, с какой Артюр Фонтен отвечает на просьбы своих избирателей или подчиненных. Особую поддержку Руар оказывает виноградарям, которые находят в нем надежного защитника, ведь он — один из них. Эжен любит разводить виноград и разбирается в этом. В 1907 году, надев трехцветный пояс мэра, он присоединяется к демонстрациям, в которых принимают участие сотни тысяч разорившихся фермеров. «Это было поразительно, — пишет он Жиду. — Здесь явно пахнет революцией». На что Жид, наблюдавший за событиями чуть отстраненно, с юмором отвечает: «Твое последнее письмо словно пришло из Шарантона [38] . Я с тревожным интересом читаю бессвязные рассказы о волнениях, представляя среди толпы сигнальный огонь твоих рыжих волос. Старик, дорогой мой, ты все-таки постарайся не попасть в передрягу».

Как политик Эжен причисляет себя к радикал-социалистам. Это, видимо, удивляло его отца и раздражало младшего брата Луи, называющего себя монархистом и мечтающего о реставрации королевской власти во Франции. Эжен, «убежденный республиканец», как он сам о себе говорит, хотел бы видеть «республику, которая обеспечит нам давно ожидаемые социальные усовершенствования, столь необходимые для развития и гармонизации нашего общества». И он остается «сторонником равных свобод для всех». Эти взгляды сближают его с семьей Ивонны, в частности с Полем Леролем и Жаном Леролем (дядей и кузеном со стороны жены), а особенно с Артюром Фонтеном, которые отстаивают те же самые социалистические идеи в высших политических кругах. Эжен, несмотря на свои амбиции, по-прежнему остается на выборной должности местного значения. Но Жан и Поль Лероль, даже если разделяют реформаторские взгляды радикал-социалистов, все-таки в первую очередь остаются католиками и не собираются вступать в союз с антиклерикалами — их врагами в войне за секуляризацию.

Что касается Артюра Фонтена, в эти годы он поддерживал Александра Мильерана, одного из руководителей социалистической партии. Этика высокопоставленного чиновника обязывает его не забывать о сдержанности, несмотря на то, что он на протяжении всей своей жизни демонстрирует верность тем моральным ценностям, за которые сражается в том числе Эжен Руар.

Другая причина сближения с семьей Лероль, благоприятствующего смягчению семейного разлада, заключается в публичном покаянии Эжена в своем анти-дрейфусарстве. «Я совсем не антисемит, — пишет он

Жиду 1 февраля 1903 года. — Евреи проницательны и сильны — я бесконечно ценю их». В то время как Луи продолжает освистывать Золя и не собирается менять свои убеждения, Эжен, как и все члены семьи Лероль, в лагере дрейфусаров. Такая перемена обусловлена общим пониманием ситуации, но также и своими политическими планами: в то время серьезный политик не мог быть радикал-социалистом и антидрейфусаром. Для полноты образа левого политика он добавляет к нему антиклерикализм, один из главных козырей его партии. «Сейчас я полностью на стороне антиклерикалов, — заявляет он в том же письме Жиду. — Клерикализм, царящий на юго-западе Франции, отвратителен». Жид, удивленный резким поворотом в религиозных взглядах Эжена, посмеивается: «Эжен больше не окропляет руки святой водой, входя в церковь», — сообщает он в письме своему другу Андре Рюитеру. А после еще одной встречи с Эженом, ставшим еще более убежденным антиклерикалом, Жид заметит, что тот «больше не осеняет себя крестом».

Такое очень непоследовательное, а то и театральное поведение не может не тревожить сердце Ивонны, истинной, как и все в семье Лероль, католички. Она набожна, регулярно ходит к мессе, искренне причащается. Молитва — это все, что ей остается, общение с Богом — ее единственная надежда, единственное спасение.

Дома Эжен устраивает ей сцены по любому поводу. Каждый день он ходит с «нахмуренными бровями» (как выражается Жид), между его глаз даже пролегла гневная складка. Его выводит из себя любой пустяк, а свое дурное настроение он вымещает на своих домочадцах.

Он использует любой предлог, чтобы придраться к жене, на которой якобы лежит ответственность за все, что не ладится. Она терпит его горячность и безразличие, но главное — над ней постоянно висит угроза скандала, который может разразиться в любую минуту. Эжен ожесточается. Он пугает ее. Она плачет. И тогда ей кажется, что он злится на нее еще больше. Повседневная жизнь превращается в ад. Ивонна чувствует себя хорошо только тогда, когда Эжена нет дома. Его поездки по юго-западу Франции, а иногда — в Париж для встречи с политической верхушкой немного облегчают ее жизнь. Тогда дом снова становится тихим и спокойным. Но она знает, что в нем таится буря с громом и молнией. Тяжелая атмосфера давит на Ивонну и детей.

Нетрудно угадать причину мрачного настроения Эжена и злобы, с которой он относится к Ивонне, не давая ей никаких объяснений.

Дело не только в банальных супружеских разногласиях. Дело в неудовлетворенности Эжена. В том, что он вынужден идти против своей природы. Стараясь соблюдать приличия и быть «нормальным», что так необходимо политику, он женился, тогда как на самом деле он склонен к другому виду любви. Жид не боится называть его «лицемером» — ведь Эжен продолжает тайком встречаться с мужчинами, от чего не собирается отказываться. Об этом свидетельствуют письма Андре Жида друзьям — Андре Рюитеру, Жану Шлюмберже или Анри Геону. Все они разделяют эти склонности.

В Париже Эжен предпочитает останавливаться в отеле вокзала Орсэ (отказываясь ночевать у отца или у родителей жены). Туда он приглашает некоего Армана, услугами которого предлагает воспользоваться

Жиду. В Баньоль-де-Гренад, по словам Жида, который постоянно упоминает об этом в письмах друзьям, Эжен «собирает урожай» молодых работников фермы, нанятых им сборщиков винограда. Возвращение в лоно семьи, к печальной супруге и шумным сыновьям, с каждым разом переносится все тяжелее и тяжелее.

Переживания Андре Жида схожи — женившись, он продолжает увлекаться юношами. Но с супругой Мадлен у него совсем не те отношения, что у Эжена с Ивонной: их связывают симпатия и дружба. Мадлен раз и навсегда решила любить своего мужа таким, какой он есть, закрывая глаза на то, что недостойно ее внимания. «Я никогда не пытаюсь узнать того, о чем Андре не говорит мне», — пишет она Анри Геону в 1905 году.

В ответ Андре всегда галантен и любезен по отношению к ней. Ей не приходится, как Ивонне, терпеть вспышки гнева, которыми Эжен мстит своей супруге, возлагая на нее ответственность за то, в чем она не повинна ни в малейшей степени.

Свои сексуальные предпочтения Жид воспринимает значительно спокойнее Эжена. Для него все ясно. Он ненавидит вранье: лгать окружающим и, что еще хуже, самому себе — вот что для него настоящее извращение. Он стремится к честности и ясности во всем. Андре — полная противоположность Эжену, предпочитающему тайны, секреты, лицемерие, которые именует «гибкостью». С одной стороны, он землевладелец, именитый и уважаемый человек, неподкупный государственный чиновник, отстаивающий интересы своих сограждан, общественный деятель и отец семейства. С другой — мужчина, мучительно стыдящийся своих желаний, но подчиняющийся им. «Что ты хочешь, старик, — пишет он Жиду в 1908 году, став начальником канцелярии Жана Крюппи, — в жизни мне всегда нравились только две вещи: командовать и…»

Однако он очень тяжело переживает свои противоречия, за которые расплачиваться приходится Ивонне.

Жид работает над своим трактатом «Коридон»: откровенном признании в гомосексуальных наклонностях. Когда он рассказывает об этом Эжену, тот пугается и пытается отговорить его. Очевидно, он боится, чтобы публичная исповедь Жида не аукнулась на нем самом. Но главной причиной он называет чувства Мадлен, для которой подобное откровение будет оскорбительным. Жид отвечает, что ей «так же необходимо уважать меня, как мне необходимо ее уважение», и что лучше быть искренним грешником, чем фарисеем. Не чувствуя себя униженной, она, видимо, будет еще больше восторгаться мужем, рассказавшим о себе всю правду.

«Надо, чтобы произошел скандал», — заключает Жид. Эжену Руару после такого признания-предупреждения снятся кошмары.

Желание Жида — жить в полном согласии с самим собой — пересилит. «Коридон», начатый им в 1910 году и идеями которого проникнуты многие страницы его автобиографии «Если зерно не умрет», будет опубликован в журнале NRF лишь четырнадцать лет спустя. В 1911 году он будет напечатан в двенадцати экземплярах, а затем показан ближайшим друзьям. По их совету текст вернется ящик стола. Эту бомбу замедленного действия, апологию греческой любви, будет предварять короткое предисловие Жида: «Эта небольшая книга, какой бы пагубной ни казалась она с виду, в конечном счете направлена только против лжи, а нет ничего опаснее для отдельного человека и для общества, чем узаконенная ложь». Эжен, защитившись своим чувством вины, останется глух к этому мудрому совету.

В Баньоль-де-Гренад, куда писатель часто приезжает на несколько дней, чаще всего летом, происходит эпизод, ныне известный всем читателям Жида под названием «Дикий голубь». Встреча «чудесным вечером 28 июля 1907 года» с Фердинандом, одним из юношей, работающих в усадьбе Эжена, надолго останется в памяти. Отдаваясь любви, Фердинанд воркует, как голубь. Его страстные стоны вдохновят писателя на несколько страниц взволнованного текста, которые, вопреки собственному желанию быть искренним, он при жизни так и не напечатает. Рассказ будет опубликован только в 2002 году.

Несколько лет подряд Жид будет возвращаться в теплое время года в Баньоль, стремясь к упоению «захватывающим вихрем» жизни, которая должна отвлечь его от пресности Кювервиля.

После публикации «Коридона» Эжен пошлет Жиду невразумительное письмо, чтобы выразить ему разом восхищение и опасения по поводу столь откровенного текста. «По правде говоря, я немного переживаю из-за того, что женатый друг, семью которого я люблю, написал такую необычную книгу. Но ты доказал, что благороден и смел. Если бы автором был незнакомый мне человек, я видел бы в этом произведении только пользу — она действительно есть. Но ты, конечно, захочешь узнать, что эмоционально твоя книга меня весьма задела. Не сердись на меня за мои высказывания и, разумеется, будь уверен в нашей крепкой дружбе».

В том же письме Эжен обозначает гомосексуальность термином «уранизм», далее — «аномалией», а заканчивает так и вовсе словом «ненормальность». Но при этом он пытается самого себя успокоить: «В истории не бывало так, чтобы достойные люди (если они не вели себя вызывающе) из-за уранизма не могли сделать карьеру…»

Неизвестно, знала ли Ивонна Ру ар что-нибудь о тайной жизни своего мужа. Доходили ли до нее слухи? И как далеко могли зайти ее разговоры с целомудренной и очень сдержанной Мадлен Жид? Обе женщины, подруги с девичьих времен, регулярно переписывались.

Ивонна по-прежнему остается в неведении, во власти тревоги и горечи. Она живет в атмосфере тягостной и удушающей неопределенности. Скучная жизнь в провинции, вдали о тех, кого она любит, а главное, вдали от сестры, с которой они были неразлучны, удерживает ее во власти никогда не отпускающей печали. К чему добавляются страдания, которые ей причиняет Эжен…

По одному письму к Жиду можно судить о том, как она мучилась. «Думаю, что даже вы, — пишет Ивонна лучшему другу своего мужа, — знаете его только наполовину. Ибо только со мной он позволяет себе доходить до крайностей в своих противоречивых желаниях, возводимых им в принципы, во всех своих переменчивых устремлениях и склонностях, возводимых в раз и навсегда принятые линии поведения, которым я обязана подчиняться…» После долгого перечня претензий, доводящих ее до состояния паники, она наконец приходит к выводу, что «он несносен, и, несмотря на мою скромность, клянусь вам, что ни одна женщина не смогла бы так долго жить рядом с ним, понапрасну страдая». Как женщина, осознающая свой моральный долг, она приносит в жертву свое счастье, оставаясь рядом с несносным мужем и пытаясь удовлетворить его. Напрасный труд. Впрочем, ее изможденное и печальное лицо не способно успокоить мужчину, который слишком давно мечтает сбежать.

Эжен, как и Ивонна, страдает от разрушительного влияния перемен своего настроения на здоровье. У него альбуминурия, хроническая болезнь почек. Он вынужден соблюдать строгую диету, после которой, если чувствует себя лучше, объедается за столом. Такое наплевательское к самому себе отношение приводит Ивонну в замешательство. Она всей душой желает ему добра, а вместо благодарности слышит в ответ упреки.

К неудовлетворенности жизнью добавляется новое беспокойство: вложения Эжена в сельское хозяйство намного превосходят их доходы. Ивонна прекрасно осведомлена об этом. Она заявляет Жиду, что ей известно «обо всех огромных долгах в Баньолье». Эжен идет на любой риск, словно игрок в покер. Скоро он купит деревенский дом с прилегающими к нему шестьюстами гектарами земли в еще более удаленной от Парижа и почти безлюдной провинции, на границе с Восточными Пиренеями и департаментом Од. Эту местность Жид, приехавший туда в гости в 1916 году, описывает как располагающуюся «между морем и болотом в Ле-кате, на узкой полоске песка, серебрящейся на горизонте после того, как вы покидаете порт Ла Нувель и поезд уносит вас в Испанию. Он хочет осушить болота и посадить там новые фруктовые деревья и виноградники. Конечно, высаживать он собирается любимые американские виды, за которые нужно отдать целое состояние и которые, по словам крестьян, никуда не годятся по сравнению с местными мускатными сортами.

Эжен, «писатель», не написавший ничего, кроме тлетворной и провокационной книги «Вилла без хозяина», политик без должности в Палате парламента (он будет избран сенатором лишь незадолго до смерти), погрязший в долгах землевладелец, страдает, не будучи способным определиться и развить свой талант в какой-либо области. С этим соглашается даже его друг Жид в письме к Андре Рюитеру после того, как Эжен «с поразительной наивностью» пытался ему сделать внушение в связи с «Коридоном». Жид со сдержанной яростью замечает: «Словно его собственная жизнь, жизнь фермера, литератора, политика, мебельщика и кого угодно другого, кем ему еще захочется быть, мужа, отца и во многом авантюриста, не так сложна, беспорядочна и драматична, как та, которую я мог наблюдать!»

По словам еще одного приятеля Эжена, Франсуа-Поля Алибера, Руар тащит за собой «клубок осложнений». Неудивительно, что Ивонна в конце концов становится совершенно безумной, на что Эжен жалуется Жиду. Она растеряна и подавлена. Бедная женщина сбилась с пути…

Над пианино висит картина Пикассо с высоким красным клоуном. Эжен купил ее в 1907 году, когда художник был еще бедным и малоизвестным. Его мастерская располагалась на «плавучей прачечной», у холма Монмартр. Заглянув туда вместе с Жидом, Эжен влюбился в полотно, на котором изображен высокий клоун с маленьким арлекином, а на заднем плане виднеется вазон с цветами. Уловил ли Пикассо, гостивший по приглашению Эжена в Баньоль-де-Гренад, болезненные отношения супругов?

В этот период художник работает над крупными полотнами, изображая молодых женщин (будущих «Авиньонских девиц»). «Акробат и арлекин» — картина, приобретенная Эженом Руаром, — одна из жемчужин коллекции, большую часть которой Эжен унаследовал от отца. Но у него был и собственный вкус…

Долги съедят эту картину. После Первой мировой войны она будет перепродана Полю Гийому — тому самому Гийому, супруга которого позже приобретет картину Ренуара «Ивонна и Кристина Лероль за роялем». А Поль Гийом в свою очередь уступит высокого клоуна Альфреду Барнесу, и картина станет одним из главных сокровищ его коллекции в Мерионе (штат Пенсильвания).

Жизнь Кристины в Париже далеко не так сложна и мучительна, как у Ивонны, хотя счастье тоже обходит ее стороной. Как будто своей супружеской жизнью обе сестры расплачиваются за слишком безопасное, счастливое и спокойное детство. Кристине повезло больше, чем Ивонне. Она живет недалеко от родителей и регулярно видится с тетушкой Жанной, кузенами Шоссон и Фонтен. До нее еще доходят волны благотворного семейного тепла, тогда как Ивонна в Сен-Капре живет в изоляции, в узком кругу собственной семьи. По вечерам, когда дети ложатся спать и она остается в компании мужа, ей трудно избавиться от тревог. А потом, когда он уходит, хлопнув дверью, — от чувства одиночества.

Для Кристины нет лучшего отвлекающего средства, чем парижская жизнь. Театры, концерты, выставки, а также дамские чаепития после полудня или ужины, на которых вечерами часто собираются друзья. В домашней обстановке Луи вспыльчив, хотя на публике он ведет себя совсем иначе. Однако он не так измучен, как Эжен. Он часто бывает весел и умеет наслаждаться жизнью. Семейную жизнь омрачают только его перемены настроения, его привычка оскорблять людей брошенными вскользь язвительными замечаниями. Луи высказывается таким тоном, которого не потерпел бы по отношению к себе. Но он сразу заглаживает свою вину щедрыми подарками и слезами раскаяния. Он — ядовитый искуситель и, словно змей, вынуждает окружающих жить в атмосфере неуверенности. Кристина и дети каждую минуту ждут, что вот-вот произойдет очередная сцена. От чего он, прежде чем пожалеть о сказанном, получает садистское удовольствие. На самом деле же деле Луи таким образом дает выход своему чувству неудовлетворенности.

В отличие от пассивной и мягкой Ивонны, позволяющей своему мужу читать мораль столько, сколько ему вздумается, Кристина сопротивляется. Она наделена сильным характером и не просто отвечает — она бросает вызов Луи, провоцирует его. Она не уступает ему, что его одновременно возбуждает и приводит в отчаяние.