Девушки с картины Ренуара

Немало времени утекло. Близится старость. Ивонна и Кристина ничего не ждут от жизни, несчастье омрачило их черты. Они достигли возраста смирения.

Ивонна не только страдает от недостатка любви, она вдобавок пребывает в большом смятении от земельных спекуляций мужа. Ей кажется, что он излишне рискует. Эжен не остановился на поместье в Баньоль-де-Гренад и семи сотнях гектаров, купленных в Лангедок-Рус-сийон, неподалеку от Леката. Он приобретает виноградники в Сомашезе, в окрестностях Фронтона (там он был членом генерального совета), а также еще одно поместье с угодьями в департаменте Восточные Пиренеи. Эжен покупает и еще один дом с участком земли в Азизе, но его почти сразу перепродает. Руар, страстно увлеченный сельским хозяйством и движимый духом победителя, не прекращает вкладывать деньги в землю, рискуя остаться без гроша. Ивонна предчувствует крах, а ее супруг хвастается Жиду своими последними приобретениями. «Сомашез лопается под тяжестью виноградных гроздьев и персиков — я высадил четыре тысячи виноградных лоз и девять тысяч фруктовых деревьев. По всем приметам будет очень хороший урожай, благодаря которому мои усилия будут вознаграждены», — пишет Руар.

Им овладевает мания величия. Он берется за грандиозные проекты — осушение болот, соединение прудов с морем, облагораживание песков или выращивание цитрусовых под беспощадными порывами трамонтаны [48] . Ивонна, а также друзья и знакомые Эжена ясно видят, что он стремится к погибели. Это очевидно и Жиду, который прежде вкладывал деньги во многие прожекты Руара, потеряв на них немалые суммы. За что себя хочет наказать Эжен?

Ивонна, находясь вдали от родственников и друзей, только в письмах отводит душу. Анри Лероль недоволен обстановкой, в которой живет его старшая дочь, и, видимо, точно понимает поведение Эжена, который, по его мнению, лишь играет в фермера. «Эжену нравится притворяться», — пишет он своему сыну Жаку. Анри настойчиво отговаривает Жака от поездки в Баньоль под предлогом, что там невозможно чему-либо научиться: «Считаю это бесполезным. Во-первых, тебе от этой поездки не будет никакой пользы, к тому же они скоро приедут в Париж. Не стоит отправляться в дорогу из-за нескольких дней».

Анри с женой довольно часто и по возможности надолго приезжают к дочери, пытаясь привнести немного радости в ее унылую повседневную жизнь. Во время поездок в Баньоль он пишет каштановую аллею или фруктовые деревья. А ради того, чтобы подольше задерживаться в доме дочери, Лероль возвращается к религиозному искусству, которым занимался много лет назад. Вдохновленный видом церквушки в Сен-Капре, с 1920 по 1925 год Анри пишет картины «Благовещение», «Рождественские ясли», «Успение» и «Ангельское приветствие».

Пастухи вокруг яслей — жители деревни. В образе Марии узнаваемы тонкие черты лица Ивонны. Лероль изобразил свою дочь сияющей, воздушной, поднимающейся в небо, к ангелам, спокойной и освободившейся от тягот жизни — такой, какой он хотел бы ее видеть. Эти картины немного напоминают работы Мориса Дени — не попал ли в результате учитель под влияние своего ученика? В 1957 году, когда начнется реставрация церкви, их снимут со стен и вернут семье.

Когда Эжен не занимается сельскохозяйственными, политическими и финансовыми делами, он старательно хворает. Переболев несколько раз гриппом, перешедшим в бронхопневмонию, он страдает от болезни почек. Острые приступы повторяются так часто, что Ивонна опасается чего-то серьезного.

На ее мужа не угодишь, даже когда он чувствует себя хорошо, но когда его организм дает сбой, Эжен становится невыносим. «Когда у него понижается уровень альбумина, — пишет Ивонна, — нужно прислушиваться к его желаниям и предугадывать их. А когда уровень повышается, Эжен обвиняет меня в том, что я желаю его смерти, и требует, чтобы я дала ему что-то другое. Он несносен». Постоянные неудачи и напряжение подрывают его здоровье.

Семья постоянно сталкивается с нехваткой денег. Немалый политический авторитет Эжена не решает финансовых проблем. Ивонна, одолеваемая кредиторами, пребывает в мрачном настроении и не видит в будущем ничего хорошего. «Мы больше не беседуем, — объясняет она Алиберу. — Иногда я его слушаю, делая вид, что восхищаюсь им. Но он ведет себя по отношению ко мне весьма враждебно, полагая, что и так найдет, с кем поделиться мыслями. Я написала ему два письма, где разъяснила, что меня пугают его закупочные контракты. Платежеспособным никого из нас не назовешь — ни его самого, ни наших детей. Кроме того, мне известно о его чудовищных просрочках по текущим платежам. В тот раз я выражалась мягко, желая дать ему совет, чтобы он не брал на себя слишком больших обязательств. Я пыталась сказать, что он зашел слишком далеко, что он во многом заблуждается и что я не против его проектов. Но я имею право поумерить его пыл, над которым смеются все вокруг. Он пришел, дважды ударил меня по голове, чуть было не задушил…»

Стены дома в Сен-Капре, свидетели славы и упадка дома Руар, понемногу мрачнеют, поскольку с них исчезают картины. В первую очередь проданы будут «Акробат и арлекин» Пикассо и портрет Анри Руара кисти Дега, которые выкупит Эрнест, брат Эжена. Исчезновение именно этих полотен символично. Эжен, так страстно соперничавший с отцом, изображенным Дега на пике успеха, может разве что расписаться в собственной несостоятельности. В происходящем крахе он никого, кроме себя, обвинить не может. Ему категорически не хватало чувства меры… А Ивонне, всегда жившей среди произведений искусства, с раннего детства «купавшейся» в красках импрессионистов, исчезновение этих сокровищ кажется предвестьем скорого конца.

Оба их сына тоже займутся сельским хозяйством. Старший, Станислас, идет по стопам отца. В 1922 году он получит диплом высшей школы в Гриньоне. По профессии Станислас агроном. Оливье учится в престижном сельскохозяйственном институте в Мезон-Карре, в Алжире. Станислас помогает отцу в Баньоле, тогда как Оливье надеется получить в свое управление хозяйство в Илле.

Но между отцом и сыновьями вскоре возникают разногласия. Станислас оставляет Баньоль и отправляется работать управляющим в одно из алжирских владений. Оливье предпочтет посвятить себя управлению владением «Жуанинель», принадлежащим семье его жены — урожденной Адриенны Эскюдье, дочери председателя апелляционного суда Тулузы. Оливье будет на любительском уровне заниматься живописью.

Словно исполняя волю рока, семья продолжает крепить родственные связи с миром искусства. Станислас Руар в 1928 году женится на внучке художника Эжена Каррьера — Лоре Дельвольве. Она — художница, как ее дед и мать, Лисбет Дельвольве-Каррьер. Лора главным образом пишет пейзажи и цветы, из всех оттенков отдавая предпочтение белому. Также Лору, которой чужды и материнский рассеянный свет, и размытые тона деда, как художницу привлекают дикие звери. Моделей для картин она находит в Музее естественной истории, в зоопарке в Венсенском лесу, а также наблюдает за ними во время поездок по Алжиру и Марокко. Она будет выставлять свои работы в салонах Национального общества изящных искусств. Лора проиллюстрирует множество книг, в том числе издание новеллы Альфонса Доде «Козочка господина Сегена». Ее брак с Руаром в начале сороковых годов закончится разводом. Станисласу так и не удастся до конца ни очаровать ее, ни подчинить ее себе.

Кристина, сначала ушедшая от Луи в отдельную спальню, теперь переселяется еще дальше. Супруги живут на одной лестничной клетке, но в разных квартирах.

Дети привыкают переходить от одного к другому и дважды праздновать Рождество и Новый год. Отношения супругов накалены до предела: разлад между ними только усиливается, а их характеры с возрастом только ожесточаются. Обиды и взаимные упреки в конечном счете привели к тому, что вновь наладить семейную жизнь кажется совершенно невозможным. Пытаясь спастись от чувства одиночества и эмоциональной пустоты, Кристина вышивает и занимается детьми. С ними много хлопот, у всех сложные характеры — с такой наследственностью ничего удивительного. Луи по-прежнему в отличной форме, избегает ответственности и семейной рутины. Он то ищет удовольствий в Италии или Испании, то с увлечением работает в издательстве L’Art catholique, в конторе которого, как говорят, нередко ночует. Он не остепенился и не успокоился. «После любовных утех мне хочется выбросить женщину в окно», — без обиняков заявляет Луи, женоненавистник и мизантроп.

Пребывая во власти мрачных мыслей, он продолжает бесконечно ссориться и мириться с родными и друзьями. Лишь на дружбу с Полем Валери, верным среди верных, характер Луи не оказывает особого влияния. Анри Лероль, старающийся ко всем относиться с пониманием, в конце концов умывает руки. «Вчера я немного поспорил с Луи, — пишет он своему сыну Жаку. — Он все ненавидит — нашу эпоху, нашу страну. Все, что происходит вокруг него. А дело в том, что он всегда и во всем видит только плохое. Сложно представить, что ему, возможно, предстоит прожить в таком состоянии еще лет шестьдесят. Умоляю тебя, Жак, не становись таким. От этого зависит твоя жизнь, твое и наше счастье». И добавляет, чтобы уберечь своего сына от дурного влияния: «Занимательнее всего не то, что ты делаешь, а то, что ты мог бы сделать. Именно к этому всегда следует стремиться. И пытаться достигать своей цели».

Больше всего от такой обстановки страдают дети. Разрываясь между родителями, они могут найти покой только на улице Дюкен, в спокойном доме дедушки и бабушки со стороны матери. Одной из последних радостей Анри Лероля стало то, что его внук Огюстен, один из трех сыновей Луи, заинтересовался музыкой, а потом увлекся живописью. Прежде чем взяться за кисти, Огюстену захотелось научиться играть на флейте. Дедушка Лероль помогает ему делать первые шаги в искусстве. Он направляет юношу и дает ему дельные советы. Анри покупает его ученические работы и вешает их рядом с полотнами Дега, Берты Моризо, Ренуара, Гогена, Моне и многих других.

В июле 1928 года Анри Лероль пишет внуку: «Мой дорогой малыш Огюстен! Ты сейчас в деревне, воспользуйся этим и усердно трудись. Смотри на все и влюбляйся во все. Рисуй портреты. Но рисуй также то, что ты видишь и что понятно тебе, — опавший лист, веточку. Шедевр может получиться из пустяка. Ты же знаешь, как я рассчитываю, что ты напишешь шедевр. (…) Жизнь художника, если понимать ее правильно, действительно становится намного радостнее. Глядя на травинку, испытываешь счастье. И одному Богу известно, сколько его вокруг. Нежно обнимаю тебя».

Он подписывает это письмо «Анри Лероль» — художник, обращающийся к художнику. Послания, в которых он просто выражает свое нежное отношение к внуку, подписаны «дедушка Анри». Но как только в письме заходит речь о живописи, он обязательно подписывается «Анри Лероль».

Через месяц после приведенного письма Лероль вновь обращается к внуку: «Ты говоришь, что Гольбейн — лучший портретист всех времен. (…) Я думаю, что есть и другие, но запрещаю себе говорить тебе о художниках, которые могли бы смутить тебя. В качестве мастера следует выбирать того, кто может научить делать то, что хочется делать. Гольбейн, бесспорно, мастер, которого ты сам выбрал. Он — тот, кто тебе нужен. Итак, учись у него, суди себя только его глазами и никогда не отступайся от него. Я рассказывал тебе о том, что Дега, будучи в Италии примерно в твоем возрасте, записал в своем альбоме: “О, Джотто, покажи мне Париж. О, Париж, дай мне увидеть Джотто”. Именно благодаря этой мольбе пятьдесят лет спустя он слепил свою маленькую восковую танцовщицу, к которой относился, как к египетской богине. Попроси и ты так же Гольбейна и никогда не забывай о том, чего пожелаешь. (…) Прощай, мой милый Огюстен. Трудись усердно и не болей».

Одним из последних радостных событий для пожилого Анри стала ретроспективная выставка Дега весной 1924 года, состоявшаяся в галерее Жоржа Пети. На улице Годо-де-Моруа были собраны картины, пастели и рисунки, скульптуры, а также офорты, литографии и монотипы старого друга Лероля. В предисловии к каталогу Даниэль Галеви подчеркивает, что «пришло время заново посмотреть на творчество Дега, лучше понять его и заняться его популяризацией». Лероль, купивший первую картину Дега более сорока лет назад, отдал на экспозицию три шедевра из своей коллекции. Выставлены были картины «Женщины, расчесывающие волосы», «Больная» и «Перед скачками». Последнюю картину можно увидеть слева на заднем плане картины Ренуара «Ивонна и Кристина Лероль за роялем».

Лероль может гордиться своей интуицией, подсказавшей ему много лет назад поставить на Эдгара Дега, когда тот был еще никому неизвестным художником, отвергаемым парижскими Салонами. Своему сыну Жаку Анри с улыбкой признается, что испытывает удовлетворение, глядя, как специалисты, некогда бойкотировавшие Дега, теперь восхищаются им.

Для выставки из своих собраний картины направили и другие коллекционеры, среди которых были Эрнест Руар с женой, а также музей Люксембургского дворца и музей в По.

Для Анри Лероля ретроспективная выставка Дега стала путешествием в прошлое, в котором он с радостью находил и приобретал полотна талантливых живописцев. Это занятие не наскучивало ему. Картины окружали его в радости, утешали в горе, успокаивали в сомнении. Они были неотъемлемой частью его жизни. Они возмещали ему потери, заполняли пустоты, появлявшиеся после смертей близких друзей.

Сам Анри умер 22 апреля 1929 года. Он ушел в уверенности, что семейные традиции будут продолжены следующими поколениями. До последних дней его печалили разрушенные судьбы дочерей. Отпевание проходило в церкви Сен-Франсуа-Ксавье, а похоронен он был на кладбище Пер-Лашез. «Мы носим траур по Леролю и траур по целой эпохе, — напишет Морис Дени, вернувшийся из путешествия на Восток и не заставший в живых своего давнего друга. — Я приехал слишком поздно и не повидался с ним напоследок. Слишком поздно для того, чтобы запечатлеть его черты на смертном одре, чтобы уловить последнее выражение его лица в поединке со смертью».

Морису, впрочем, как и всем остальным, не остается ничего другого, как только вспоминать о прекрасных мгновениях встреч с Анри, о доброте и широте его ума и души, а также о его таланте художника, слишком скромного, никогда не ставящего себя выше других. В небольшой, но искренней книге, которую Морис посвятил Анри, он с удовольствием цитирует умершего друга, вспоминая его истинную мудрость. «В моей жизни было немало огорчений, — говорил Лероль, — но было столько счастья! Я каждый день благодарю Бога за то, что он создал все, что у меня перед глазами: небосвод, землю, море и все, что их населяет..»

Незадолго до смерти он рассказал своему внуку Огюстену одну историю времен своей юности. «Однажды я играл с друзьями, сбивая плоскими камешками монеты с вертикально стоящей пробки. Некий господин сказал мне: “С каким задором вы это делаете!” Не смейся при мысли о том, что я с задором играл в пробки. Может быть, моя жизнь была не такой, какой могла бы быть. Но по-настоящему я сожалею только о том, что делал без задора и без страсти».

Мадлен Эскюдье, жена Анри, хранила почти все картины из его коллекции до своей смерти в 1936 году. После этого все собрание было продано. Им интересуются крупные торговцы: Эктор Брам, Дюран-Рюэль, Жак Селигман. Самые ценные полотна вначале окажутся в американских частных коллекциях, и лишь затем попадут в престижные музеи. К примеру, работы Дега, изображенные Ренуаром на заднем плане его картины «Ивонна и Кристина Лероль за роялем», находятся в Институте искусств Стерлинга и Франсин Кларк в Вильямстауне («Перед скачками») и музее Нортона Саймона в Пасадене («Танцовщицы в розовом»). Картина «Больная» входит в коллекцию Леба в Нью-Йорке, а «Женщины, расчесывающие волосы», самое первое полотно Дега, купленное Леролем, нашли свое место в собрании Филлипса в Вашингтоне.

После смерти мадам Лероль особняк Анри Лероля был опустошен, все было отправлено на аукцион в Друо. 26 ноября 1936 года на нем были проданы и столовая из красного дерева в стиле ренессанса, и спальня из красного дерева с бронзой в стиле Людовика XVI, и бюро с цилиндрической крышкой, и библиотека, состоящая из двухсот томов, а также игральный столик, кресла, люстры, фарфоровая и фаянсовая посуда, медная утварь, ковры, занавеси, драгоценности и даже новомодный пылесос. Разумеется, на торгах ушли и последние из оставшихся картин: рисунки Мессонье, «Рыбаки» Джонгкинда, гравюры Элле, две работы Пикабиа, «Идущий лев» Бари и две картины Моне («Главная улица» и «Берега Сены»), Все было тщательно описано в каталоге, выпущенном в связи с аукционом и хранящимся с тех пор в Национальном архиве.

Сам особняк тоже продали, а два года спустя после смерти Мадлен он будет снесен подрядчиком, выстроившим на месте дома семьи Лероль большое коммерческое здание. То же самое произойдет с особняком Поля Лероля, брата Анри, где его дети и внуки проживут до 1970 года. Этот дом тоже уступит свое место на авеню Бретей зданию из железобетона. Только фасад, выходивший на другую сторону, на авеню Вюйар, сбережет свое прежнее очарование.

В семье до сих пор хранится немалое количество работ Анри Лероля — тех, что не выставлены в церквях и музеях. Другие же демонстрируются не только во Франции (в Париже, По, Нанте и других городах), но также в Нью-Йорке («На хорах» находится в музее Метрополитен) и Будапеште.

Кроме того, была издана уже упоминавшаяся небольшая книга Мориса Дени под названием «Анри Лероль и его друзья». Она насквозь проникнута чувством признательности к Анри Леролю. «История не забудет его роли и его влияния на искусство. (…) Возможно, вы будете благодарны этой книге за попытку рассказать о переживаниях и благородстве Анри Лероля, и об эпохе — эпохе моей юности. Как и сам Лероль, та эпоха стремилась к поиску идеала», — писал Дени.