Девушки сирени

– Конечно, – согласилась мама. – Только недолго.

Она бы что угодно сделала, лишь бы нам было хорошо.

Янина поманила нас всех к себе и объяснила маме правила игры:

– Нужно придумать, что вы возьмете с собой на Красивую дорогу.

Мама склонила голову набок:

– Ты хочешь сказать…

– На свою последнюю прогулку, – продолжила Янина. – Например, я возьму самые красивые туфли на самых высоких каблуках. Из черной телячьей кожи… нет, из замши, и пойду в них высокая… и еще с прической, как у Риты Хейворт…

– Надо что-то одно, – напомнила ей Луиза.

– И еще бюстгальтер с чашечками.

– Янина… – начала Зузанна.

– А что? Я хочу, чтобы у меня хотя бы раз в жизни была грудь. Если суждено умереть, я хочу умереть красивой.

Зузанна перехватила у нее инициативу:

– А я возьму коробку лучших польских шоколадок всех видов. С ванилью, с карамелью, с фундуком…

– Прекращай, – возмутилась Янина.

Она ненавидела, когда кто-нибудь начинал говорить о еде, и затыкала уши, если девочки припоминали ее любимые вкусности и рецепты их приготовления.

Луиза выпрямилась и взяла слово:

– Я возьму свое вязанье. Бинц увидит, какие я вяжу красивые вещи, и сразу меня помилует.

Мама слушала нас и улыбалась. Ее улыбка согревала мне сердце.

Наступила моя очередь.

В это время староста позвала кого-то из помывочной. Она была близко, поэтому я говорила вполголоса:

– А я вот возьму матрас с большущим пуховым одеялом и буду спать всю дорогу. Меня на матрасе понесут надзирательницы, а Бинц лично будет обмахивать меня опахалом из страусиных перьев.

Янина чуть не прыснула со смеху.

– А ты что возьмешь? – шепотом, продолжая хихикать, спросила маму Зузанна.

Мама посмотрела на свои руки и задумалась. Она так долго молчала, что мы уже решили, что она не станет с нами играть. Но мама все-таки ответила. Когда она заговорила, у нее было какое-то странное выражение лица.

– Я возьму букет цветов. Розы и сирень.

– О, я так люблю розы, – прошептала Луиза.

– Я пройду по Красивой дороге с высоко поднятой головой, и по пути отдам букет надзирательницам, и скажу им, чтобы они не винили себя за то, что сделали.

Я удивилась: «Неужели мама не поняла, что мы это не всерьез, а чтобы как-то развеселиться?»

– А когда мы подойдем к стене, я откажусь от повязки на глаза и крикну: «Да здравствует Польша!»

Мама опустила голову, посмотрела на свои руки и, едва заметно улыбнувшись, закончила:

– Я буду очень по вам скучать.

После такого ответа Зузанна сразу стала серьезной. Да и нам всем уже было не до смеха. Страшно представить, что такое может случиться.

Видно, мама заметила, что мы скуксились, и поспешила сменить тему:

– В санчасти сейчас стало гораздо лучше…

– А как докторша? – спросила я.

Столько вопросов и совсем мало времени.

– Довольна, что все хорошо организовано, но мне запретили подолгу держать больных. – Мама понизила голос: – От тех, кто не может работать, сразу избавляются, так что держитесь подальше от санчасти. А докторше доверять нельзя, от нее тоже держитесь подальше.

– Немцы, – буркнула Зузанна. – Знаешь, мама, мне даже стыдно, что в нас течет немецкая кровь.

– Не говори так. Ты просто не знакома с аптекаршей из города. Паула Шульц. Хорошая женщина. Она, когда привозит эсэсовцам медикаменты, тайком передает мне разные полезные вещи. Краску для волос, чтобы седые женщины выглядели моложе и могли избежать селекции. Сердечные стимуляторы, чтобы самые слабые смогли стоять на ногах во время «Аппеля». Она говорит, что американцы…

В этот момент к нашей койке подошла староста с зубной щеткой во рту.

Она перестала чистить зубы, сплюнула в оловянную кружку и заорала:

– Отбой!

Я обняла маму и не могла от нее оторваться. Хныкала, как ребенок. Мама еле от меня освободилась и выскользнула из блока. Мне было так стыдно за свое поведение. Я смотрела в окно, как она бежит по Красивой дороге. Мама обернулась и послала нам из темноты воздушный поцелуй. Перенести это было труднее, чем голод и любые побои.

Настоящая мука.

В конце недели перед утренним построением в спальное помещение блока пришла Роза. Она зачитала список из десяти заключенных, которые должны явиться в санчасть. Среди них были и мы с Луизой и Зузанной.

После того как всех остальных отконвоировали на работу, Роза повела нас по Красивой дороге в санчасть.

– Идем, девочки, – по-доброму сказала она.

Куда подевалась та Роза, которая, стоило замешкаться, сразу отвешивала оплеуху?

У меня появились дурные предчувствия.

Пока мы шли к серому зданию санчасти, небо окрасилось в розовые и голубые цвета.

– Что происходит? – спросила я Зузанну.

– Не знаю, – ответила сестра и сощурилась от утреннего солнца.

– У нас там мама, – напомнила я.

– Да, у нас там мама, – рассеянно отозвалась Зузанна.

В тот день в санчасти царила тишина.

За столом в приемном помещении, где должна была сидеть мама, никого не оказалось. Только желтый табурет.

– А где ваша мама? – шепотом спросила Луиза.

Зузанна огляделась по сторонам:

– Где-то здесь, наверное.