Дежавю. Антология

Покуда в нас удаль гудела,
любая беда не брала
и Люба Захарченко пела
о вольном размахе крыла.
Поэты — всего лишь стажеры
на курсах страданий и бед,
где нет уже Вити и Жоры,
и Эдика с Лёнею нет.
Жесток отмеряющий сроки
транзита из праха во прах.
И Костя ушел в Таганроге,
а Юрка — в Саянских горах.
Обрушилась старая крепость,
идет Атлантида ко дну
и Люба — такая нелепость —
уже не настроит струну.
Мы племя несущих расходы,
с порядком вещей не мирясь,
нас гробят болячки и годы,
и злобная мелкая мразь.
Лишь мне одному обломилось,
пред памятью павших в долгу —
молиться, как Люба молилась:
о встрече на том берегу.

«Мой старый приятель, плесни…»

Мой старый приятель, плесни
Чего-нибудь доброго в рюмку.
Колеблемый ветром тростник
Не вечно пребудет угрюмым.
Дорога, ведущая в ад,
Не важно, болото ли, степь ли,
Но сладок недолгий закат,
Но дышат дрожащие стебли,
Забыв и надлом, и надрыв,
Блаженствуя фибрами всеми,
И воздух, хранимый внутри,
Спасает какое-то время
От гиблого бремени лет.
Лелея хмельную истому,
Махнем обреченно вослед
Гонимым по полю пустому
В безвестность, к чертям на рога,
В последнюю, черную бурю.
Кто понял, чем жизнь дорога,
Тот горечь воспримет любую
На уровне меда почти.
Забудем былую унылость.
А ставшие явью мечты
Не так уж медовы, как мнилось.
Пустой ли предлог, юбилей
Все требует должной оправы.
Мой старый приятель, налей
Какой-нибудь горькой отравы,
Да даже и сладкой. Пускай
Продлятся мгновения дрожи
На грани воды и песка,
В преддверии мрака.
И все же…

«В свитке жизни графа именная…»

В свитке жизни графа именная
Лишь набор неразборчивых букв…
Скрытый грейфер, картинки меняя,
По сценарию гонит судьбу.
Все ужаснее в ржавом металле
Синим пламенем свищет карбид,
Долгий свиток, что мы размотали,
Чья-то сила свернуть норовит.
И куда кочевать имяреку —
Механизмам холодным видней.
Кто вошел в гераклитову реку,
Тот до устья останется в ней.
По стремнинам, где донные рыбы
Бьются в камни с нерыбьей тоской,
Нас несет, повторяя изгибы,
Не подвластные воле людской.
Над которыми слезным вокалом
Гнет напраслину грустный удод,
Пока милуют серые скалы
И на отмелях лотос цветет.

Анна ШАФ / Меттманн /