Дежурный после полуночи

– Тебе ведь только это нужно, – зайдя связанным мужчинам за спину, Николай схватил крайнего за шиворот и приставил оружие к нервно пульсирующему виску.

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо! – задёргался пленник с оцарапанной щекой. – Умоляю! Не надо! Не убивай!

– Ну как же не надо, погляди вокруг, – Николай присел на корточки и, перехватывая мужчину локтем за шею, сильнее вдавил дуло в череп. – Все хотят вашей смерти. Разве ты не понимаешь? Единственное, на что вы, ничтожества, годитесь – умереть на радость остальным. Вы больше не люди! Нет! Вы – дичь! Специально выпущенная в угодья добыча, чтобы они могли поиграться в охоту и порадоваться убийству заранее обречённого зверя.

– П-п-пожалуйста… – только и мямлил пленник. Двое других слабо подрагивали и, боясь лишний раз шелохнуться, лишь косились на приставленный к голове Олега пистолет. Тот же, в свою очередь, уже не был в силах издать не то что смех, но даже кроткое дыхание.

Николай пристально посмотрел на нахмурившегося, обмозговывающего что-то Диму:

– Вам станет намного легче, если ещё трое умрут, да? Нам же так не хватает смертей! Вам не нужно выживание, вам не нужно искупление, вы не задумываетесь, что привело нас всех к тому дерьму, в котором мы теперь находимся! Нет! Вам нужна только месть! Жалкая, никчёмная, низменная, примитивная месть! Вышибить им мозги, порвать на куски, а может, вообще заставим их драться между собой за выживание? – взгляд пробежался по жаждущим возмездия лицам подле Димы. – Или такой вариант даже для вас чересчур? Ну ладно, тогда просто четвертуем их, как в старые добрые! Благо, в грузовиках достаточно лошадей! – мужчина отдёрнул пистолет и, выпрямившись, отошёл от нервно трясущихся пленников.

– Они должны заплатить! – процедил Дима сквозь зубы.

– Никто не собирается их прощать! Но больше никаких казней! – Николай, еле сдерживая ядерную смесь из презрения, жалости и отчаяния, посмотрел на одиноко сидящего в ближнем углу кузова, уткнувшегося лицом в ладони Кирилла. – Когда будем уезжать – оставим их тут. Извернутся и выживут – чёрт с ними, умрут от холода и радиации – значит, умрут. Но больше в этой группе не будет никаких казней!

– И чем это отличается от казни? – донеслось от кого-то из наблюдающей толпы.

– Мы даём им свободу. Теперь их выживание станет только их заботой. Больше не будет Варфоломея, вытащившего их из лагеря, профессора, узнавшего об эвакуации, не будет добытых нашими кровью и потом припасов. Они так хотели сбежать и быть сами по себе, что ж, теперь у них появится эта возможность.

«Не годится!» – «Что если они как-то уцелеют?!» – «Это слишком мягко!»

– Вам так важно самолично оборвать их жизни?! Варварски убить связанных?! Тогда вперёд! – Николай гневно чертыхнулся, послал всех вокруг подальше, отшвырнул пистолет к ногам Димы и, зашагав прочь, уселся на своё прежнее место у затухающего огня. Из кузова грузовика раздался лай и высунулась морда взволнованной Элли. Мигом спрыгнув на асфальт и непонимающе склонив голову, животное ринулось к хозяину. Николай через силу улыбнулся и ласково потрепал собаку за ухом, машинально пытаясь нащупать в карманах какое-то лакомство, хоть и прекрасно знал, что всё уже давным-давно закончилось. Тем временем к валяющемуся посреди дороги оружию направился один из спутников Димы, но, едва наклонившись, был твёрдо остановлен за локоть молча покачавшим головой лидером:

– Мы закончили здесь.

– Но…

– Грузитесь.

Толпа разбрелась – Николай облегчённо протёр взмокший лоб и, сделав несколько шагов, подобрал нетронутый пистолет, тут же пряча его обратно за пояс. Обернувшись, мужчина обратил внимание на всё так же сидящего у костра и практически слившегося с местностью Василия. За всё время развернувшейся сцены музыкант ни разу не оторвал взгляда от едва заметных остатков игривого пламени. Николай уселся рядом с ним, отправил Элли обратно в грузовик: подальше от всё усиливающегося снегопада – подтянул молнию куртки до самого верха и сунул подмёрзшие руки в чересчур маленькие карманы. Разглядывая его безэмоциональный профиль, Николай всё же нарушил тишину:

– Ты не занял ничью сторону.

– У меня нет предвзятости к зэкам, если ты про это. В конце концов, у нас полстраны через это прошло.

Все вещи были погружены – лагерь полностью опустел. Над дорогой пронёсся привычный гудок клаксона, знаменуя скорый отъезд и призывая из леса последних собирателей хвороста.

– Пойдём, пора, – Николай с усилием поднялся и протянул перебинтованную руку. Василий даже не шелохнулся.

– До границы совсем немного осталось.

– Несколько часов, – кивнув, Николай посмотрел на уходящую к горизонту дорогу.

– Я всё повторял себе, что ещё долго, ещё далеко. Но вот мы уезжаем. А я ведь говорил, что лучше помру, чем оставлю родную землю.

– Рад, что ты поменял мнение.

– Не поменял, – музыкант повернул голову, уставившись исподлобья стеклянными глазами. – Я бы остался, если бы речь шла только обо мне. Но Даша… Заявила, что никуда не поедет без меня.

– Не обольщайся, мы бы всё равно тебя не оставили.