Дядя Ильяс, выходи за меня

В автобусе жарко, даже со всеми открытыми форточками и люками, и мне приходится стянуть с себя липкую от пота рубашку и остаться в майке. Разумеется, мои тату не остаются без внимания других пассажиров. Бабки переглядываются, осуждающе качают головами. Один утырок, смутно напоминающий бывшего зека с подозрением пялится на мою виолончель на шее. В какой-то момент он даже идёт ко мне с намерением докопаться, но на моё счастье случается остановка, и его, как безбилетника, снимают с рейса контроллеры. Я успеваю испугаться, но совсем немного, а вскоре эти эмоции и вовсе вытесняют мысли о скорой встрече с дядей Ильясом.

Осторожно, чтобы не привлекать ещё больше внимания, открываю фронтальную камеру на телефоне и смотрю на своё отражение. Пятернёй зачесываю взмокшую от пота чёлку назад, облизываю пересохшие от волнения губы, пытаюсь вспомнить, в какой из карманов сумки положил бальзам для губ. Его вместе с такими простыми и банальными вещами, как крем от загара, увлажняющий лосьон или пилка для ногтей, мне дома приходилось прятать, будто какое-то особо извращённое порно. А ведь это даже не косметика, всего лишь предметы личной гигиены.

Вздохнув, я закрываю камеру и убираю телефон. Смотрю на лесопосадки вдоль обочины, пытаюсь унять дрожь внутри. Думаю, как поприветствовать дядю Ильяса при встрече, о чём спросить, да и вообще, как вести себя с ним. Я уже решил, что не буду скрывать свою ориентацию. Дядя Ильяс из моих воспоминаний за такое бы не выгнал. А если этот выгонит, то я расстроюсь, конечно, но уеду, уже не особо переживая за его дальнейшую судьбу.

На конечной я долго высматриваю его среди встречающих и не нахожу. Это немного расстраивает, но я ж не ребёнок, понимаю, что у него могут быть объективные причины для опоздания. Просто немного беспокойно становится после маминых разговоров. Я залипаю в телефон, листая ленту, параллельно отписываясь от всех друзей бывшего. Замечаю, как стремительно пустеет площадка перед автобусом. Вскоре и сам автобус уезжает, и в огромном пустом пространстве у закрытого билетного киоска остаюсь лишь я и какой-то спящий мужик в грязной тачке. Беспокойство постепенно перерастает в страх. Просыпается голод. Я нервно покусывая травинку, начинаю листать список контактов, ища сохраненный номер дяди Ильяса. Но прежде, чем успеваю набрать ему, сонный мужик кричит мне в окно тачки:

– Ты бы не совал гадость всякую в рот!

Голос кажется мне знакомым, только немного хрипловатым. Я встаю со скамейки и опасливо подхожу к той самой грязной машине с бородатым мужиком за рулём. Мой мозг упорно отказывается принимать в нём старшего лейтенанта Исаева, мою первую любовь и лучшего человека, которого я знал в своей короткой, но насыщенной жизни. Он выходит наружу, улыбается мне такой знакомой, доброй улыбкой. Сердце замирает, а дыхание перехватывает. Мне одновременно очень радостно и так горько от того, как сильно он постарел всего за год с небольшим. Сгорбился, осунулся, поседел. Потерял былой блеск в глазах. Я стою и думаю: как же так, как я мог допустить такое? В голове пульсирует мысль: я должен был сделать тогда что-то, но не сделал. Почему я оставил его?

– Дядя Ильяс? – только и могу жалобно выговорить я.

Сглатываю болезненный ком в горле и понимаю, что даже несмотря на то, как он изменился, и несмотря на то, как изменился я сам, он всё ещё нравится мне. Это безнадёжно. Моя первая любовь никуда не делась, сколько бы сексуальных партнеров у меня ни было, сколько бы времени ни прошло.

– Здравствуй, Вадим, – говорит он ласково, и я чувствую, как тянет низ живота.

Ничего не могу с собой поделать, я бегу к нему и обнимаю, едва не сбивая с ног. Понимаю, что стал почти одного роста с ним. Он такой худой, даже позвонки на спине выступают. Я провожу по ним руками, вдыхаю его терпкий мужской запах и завожусь теперь уже по-настоящему. Дядя Ильяс касается моей спины, легонько похлопывает, а мне кажется, что я вот-вот сойду с ума. Не знаю, что действует на меня так: воздержание в пару месяцев или долгая разлука с ним. Но мне не хочется, чтобы он отпускал меня. Из лёгких вырывается непроизвольный вздох. Он отстраняет меня и смотрит удивлённо. Я мысленно ругаю свою блядскую натуру. Пытаюсь собраться, но от стыда краснею ещё больше.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает он заботливо.

Я киваю с неловкостью. Дядя Ильяс ненадолго оставляет меня одного и идёт забирать мой чемодан, оставленный у лавочки.

– Пить хочешь? У меня минералка была в машине.

Он запихивает чемодан в багажник и достает воду с заднего сиденья. Я беру и начинаю жадно пить, даже несмотря, что она тёплая и явно не первой свежести. Часть воды льётся мне на майку, стекает по груди. Дядя Ильяс смотрит на меня и качает головой.

– Ничуть не изменился, – усмехается по-доброму.