Зимой началось строительство нового здания. Лиса боялась стука топоров, голосов людей и не подходила к птичнику. За это время исчезло несколько кур из дворов колхозников. Но попробуй узнай, кто их стащил, если вокруг деревни живёт, кроме лисы, множество всяких других хищников, любящих курятинку.
К весне новое здание птицефермы было готово, старое разломали, и вскоре на его месте выросли лебеда, крапива, лопухи. Молодые куры неслись в густых и уютных, с куриной точки зрения, зарослях. Дядя Кузя проклинал всё на свете, с кряхтением собирал яйца в колючем бурьяне.
Зато молодки перестали ходить к лесу. Им нравилось сидеть в бурьяне, хлопать крыльями, разгребать лапами рыхлую землю. Словом, наступило для лисы голодное время.
Томилась кумушка, томилась да и выбралась из поймы речки: видно, изголодалась вконец. Охотиться она стала нахально, отбросив всякие свои лисьи увёртки. От бурьяна к речке тянулась уже не одна полоска белых перьев.
Как-то раз на глазах у дяди Кузи лиса схватила петуха, спустившегося к речке напиться, и унесла в кусты.
Дядя Кузя хлопал себя по бёдрам, ругался, плевался, грозил кулаком вслед лисице и в сторону правления колхоза, которое не построило вольеру из проволоки. Правленцы заявили: не всё, мол, сразу; пусть дядя Кузя будет доволен пока и тем, что новый птичник соорудили.
Дядя Кузя отводил душу, ругая лису:
— Поймаю — шапку сошью из тебя, ведьма рыжая!
Но прошло лето, потом осень, наступила зима, и куры стали, по выражению дяди Кузи, жить дома, а лиса, целая и невредимая, бродила на воле, кружилась возле птичника по мягкому снегу. Манил кумушку запах курятинки. Но, как говорится, видит кошка молоко, да рыльце коротко!
Лиса даже тявкала — от досады, должно быть, — и с тоской глядела на птичник.
Дядя Кузя, наблюдая за рыжей гостьей, с ехидцей кричал в окно:
— Ну что, облизываешься? Облизывайся, облизывайся, голубушка, пока на воле! Всё равно скоро на моей голове будешь!
Старик кричал так, для успокоения души. Он уже испробовал все ловушки, взял даже ружьё в деревне, но подстрелить лису не мог.
Вот она, шапка, прыгает возле столба, мышей ловит, а попробуй надень её на голову!
Зимой на птицеферме заболели две курицы. Дядя Кузя напоил их рыбьим жиром, но было уже поздно. Однажды ночью обе курицы околели. Ветеринар вскрыл желудки птиц, и дядя Кузя вытаращил глаза: в желудке одной курицы оказалось два гвоздя длиной почти с безымянный палец, а у другой — тоже гвоздь и копеечная монета.
— Обратите внимание, — ветеринар поправил очки на приплюснутом носу, — монетка-то старая, из красной меди, откопали куры где-то и в спешке проглотили. Известно, как они бросаются на каждый предмет, напоминающий червяка…
— Ну, ржавый гвоздь можно принять за червяка, а копейку?
— Жадность! Какое же, однако, горло у птицы и какой мощный желудок! Обратите внимание: у монетки сработана резьба, чуть заметна цифра, а у гвоздей отсутствуют шляпки. Однако и у куриного желудка не хватило сил переработать ржавчину и медную окись. М-да, причина смерти ясна, но…
Ветеринар был молодой парень. Его в селе уважали, как толкового работника. Но ветеринар мечтал о научных открытиях и свои мысли, выводы, теории высказывал всем, кто подвернётся. Из-за этого старая вдова Федулиха, у которой квартировал ветеринар, называла его чумным. Ветеринар со страстью высказывал свои соображения дяде Кузе по поводу гибели кур. Старик сначала слушал учёного человека с глубоким вниманием, а потом сморил его сон, и он попросил ветеринара закругляться.
Ветеринар составил акт, приказал закопать птиц подальше от птицефермы и ушёл. Дядя Кузя облегчённо перевёл дух, завернул гвозди и монетку в тряпицу, чтобы завтра ошеломить деревенских жителей этакими находками. Потом он пил чай и рассуждал сам с собой насчёт науки, которая способна свернуть человеку мозги набекрень.
Рано утром дядя Кузя дал корму птицам, открыл окна, чтобы проветрить помещение, и увидел лису.
Она сидела возле столба и слушала, как бойко постукивают клювами куры.
— Сидишь? — спросил дядя Кузя. — Ну, посиди, поглотай слюнки. Врёшь, ведь не выдержишь, когда-нибудь поближе подойдёшь… Стоп! — вскрикнул вдруг дядя Кузя так, что лиса обеспокоенно отскочила к речке. Смекнул чего-то дядя Кузя, довольнёхонько потёр руки и рассмеялся с ликованием: — Охмурю я тебя, охмурю! Будешь ты на шапке, кумушка-голубушка!..
Эту шапку старик видел и во сне и наяву. Он даже иногда ощущал её на голове, мягкую, тёплую, рыжую и, самое главное, из той самой лисы, которая, по заверениям дяди Кузи, «выпила из него всю кровь, отняла полжизни и выудила из колхозной кассы мильён рублей».
Дядя Кузя побежал в деревню, обошёл почти все дома. Наконец в одной избе он отыскал моток рыбацкой жилки,[10]
выпросил её у хозяина.Люди разводили руками, посмеивались над дядей Кузей. Чего, мол, это вздумалось человеку рыбачить на старости лет, да ещё зимой. Дядя Кузя никому ничего не объяснял, только возбуждённо наговаривал, привязывая жилку к лапке одной из мёртвых кур:
— И буду рыбачить, да ещё как рыбачить! Шапку поймаю — во!