Мёртвых кур дядя Кузя отнёс к столбу, положил в сухой, потрескивающий на ветру репейник. Жилку он размотал и один конец протянул через окно в птичник.
Лиса, видимо, почуяла что-то неладное и дня два совсем не показывалась.
Но вот следы человека засыпало снегом, и дядя Кузя увидел кумушку. Она бойко бегала у ручья, водила носом, однако приблизиться к столбу не решалась. На следующий день лиса снова выбежала на полянку: играла лапками, помахивала хвостом, прыгала, зарывалась носом в снег, вынимала оттуда мышек. Но что значит мышка или даже десяток мышей для такой старой, прожорливой лисы. Вон как у ней живот подвело!
— Подойдё-ошь, подойдё-ошь, не вытерпишь! — дрожа от нетерпения, шептал дядя Кузя, наблюдая за лисицей.
И всё-таки лисе удалось незаметно стащить мёртвую курицу — ту, что лежала чуть подальше от столба. Но старик не особенно досадовал на это, скорее даже обрадовался.
— Ага, клюнула! Попробовала кумушка курятинки! Идёт дело. Скоро будет у меня шапка! — с этими словами дядя Кузя взял жилку и подтянул вторую курицу метра на четыре поближе к птицеферме.
Лиса, очевидно, заподозрила что-то, затаилась в кустах, смотрела, принюхивалась. Человеческих следов нет, как же тогда курица переметнулась с одного места на другое? Что за оказия?
А ветер пошевеливал перья курицы, и это раздражало лису. Она не могла долго выдержать, стала приближаться к мёртвой птице. Она кружила по поляне, ныряла в мышиные норки, убегала в кусты и снова появлялась.
Прошло уже четыре дня с тех пор, как дядя Кузя положил приманку. Близко она лежала, дразнила лисицу. Кумушка беспокойно шныряла по бурьяну, репьёв в шерсть понацепляла, не успевала зубами их вынимать.
Снова явилась на поляну. Подкралась к столбу и опрометью обратно. Так целое утро, словно забавляясь, прыгала туда-сюда лисица, хитрила. Дядя Кузя наблюдал этот спектакль, посмеивался, бегая от окна к окну.
Ночью подтянул приманку ещё ближе.
Лиса нервничала и беспокоилась всё заметней. Она даже перестала мышковать вблизи птицефермы. Дядя Кузя вёл её как привязанную, вёл на ниточке. Вот уже метров на семьдесят подвёл. Но глаз у дяди Кузи немолодой, ружьишко худенькое, из него надо бить близко и наверняка.
Прошёл ещё день. Лиса измучилась, да и дядя Кузя выглядел неважно. Он мало спал ночами, совсем лишился аппетита.
Можно было только дивиться, откуда взялось у такого суетливого старика столько терпения! Шапка, должно быть, шапка была всему причиной. Наконец-то подтянул дядя Кузя мёртвую птицу метров на сорок и оставил.
Заряженное ружьё стоит в углу. Из рамы вынуто одно звено стекла. Дядя Кузя между делом наблюдает за крадущейся лисой.
Плотно приникая к снегу, прячась за бугорки, выползла наконец она из бурьяна, огляделась, а потом подбежала к мёртвой курице, цап её — и назад. Но щёлкнул в морозном воздухе выстрел, и сунулась лисица седым носом в снег, будто за мышкой. Подёргала ногами, вытянулась, затихла.
А от птичника торопился дядя Кузя в одной рубахе, без шапки. Он черпал снег голенищами валенок и прерывающимся голосом выкрикивал:
— Ага-а-а-а! Попала-ась! Которая куса-алась! Сколько вор ни ворует… Попила кровушки! Шапка! Шапочка! Зря говорить не стану!..
Так дядя Кузя перехитрил лису, а я узнал, откуда у старика рыжая шапка. Сшил он её собственноручно. Шапка получилась не очень модная, но всё-таки дороже всех шапок она старику: мех-то для неё он сам добыл.
Десятник, рыбак и ещё…
При знакомстве дядя Кузя заявил, что на ферме случается множество всяких приключений. Однако не из одних же приключений жизнь состоит.
Главное-то в жизни не приключения, а труд. А уж чего-чего, но работы у дяди Кузи хватало и хватает.
Сколько хлопот, к примеру, было, когда новый птичник в колхозе сооружали!
Строила новое здание бродячая артель плотников. Вроде бы дядя Кузя тут ни при чём, но ему до всего дело, за всем он должен уследить, потому как человек он непоседливый. А тут ещё и плотники подрядились непутёвые.
За три недели они сделали сруб, расчистили площадку и наладились уже помещение «на мох ставить». А «на мох ставить» — это значит собирать заготовленный дом.
Пришёл однажды дядя Кузя к срубу, долго оглядывал его со всех сторон и вдруг зашумел:
— Вы что же это, мошенники, делаете, а?
— Чего обзываешься, старик?
— Обзываюсь?! Да я лупить вас скоро начну за такую работу! — гремел дядя Кузя, наступая на бригадира.
— Кто ты такой? Что за указчик?
— Не указчик, а заведующий фермой, — отчеканил дядя Кузя, — этой самой фермой, которую вы ладите и которую я у вас не приму!
— Ну-ну, эти шутки ты брось! Видали мы таких! Ишь на бабью должность затесался и ещё задаётся.
— Я-а-а! На бабью!.. — задохнулся дядя Кузя. — Я-a, на бабью!..
И пошёл старик честить плотников, и пошёл. Плотники сперва только посмеивались, но когда дядя Кузя пригрозил пожаловаться товарищу Красногрибову, струсили. Товарищ Красногрибов — районный финансовый инспектор — был грозой всех спекулянтов и разных там любителей даровых денег.