Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

– Опаньки. Готовченко, – не вслух оценил ситуацию я. Немка, весело болтая, потянула к автобусной остановке. Игорь, поравнявшись, галантно взял Хелен под руку. Я привычно следовал позади весьма импозантной парочки: высокая Хелен и Игорь, правильной квадратной формы.

Высокие договаривающиеся стороны встречались в штаб-квартире городской молодежной организации.

– Типа нашего комсомола, – небрежно пояснив, шеф продолжил выплескивать обаяние на немку.

Молодежные боссы в количестве двух штук долго обсасывали нюансы будущего сотрудничества. Хелен усердно толмачила. В конце концов, переговоры к обоюдному удовольствию сторон закончились.

Обедом нас угощали в студенческом кафе. В моем тогдашнем представлении такое заведение больше соответствовало ресторану: столики на два человека, уютный интерьер, улыбчивый персонал, а главное, съедобная, нет, вкусная пища. Но окончательно убило пиво. Да, в студенческом кафе подавали отличное пиво. Не просроченную бормотуху, а свежий, в розлив, янтарный напиток. Грех было не засидеться.

Грешить не стали. Ухайдакав обед, навалились на пиво. Надо отдать должное, немцы от нас не отставали. Для меня до сих пор загадка, как такая худенькая девушка, как Хелен, смогла выкушать такое количества напитка.

Вскоре вся компания, полыхая красными рожами, обнявшись за плечи и раскачиваясь, пела песни. Публика в зале не подхватила мелодию, но осуждений не наблюдалось. Видно, сие являлось делом привычным.

К нам подходили немцы. Здоровались, дружески хлопали ло плечам, подсаживались к столику. Потом добавился еще стол, второй, третий. Вечером образовался длинный, во весь зал, ряд. Дым стоял коромыслом. Первопричина застолья была напрочь потеряна.

Напоследок, Игорь, оглядев зал, с гордостью подвел черту:

– Не, не та веселуха. Нет нашенского размаха. Одно слово, немчура.

Правильно оценив наше состояние, хлебосольные хозяева предложили остатьсы на ночь. Кафе располагалось в самом центре студгородка. Гурьбой мы вошли до дверей общежития.

Пока молодежные боссы утрясали с администрацией проблему размещения, мы боктали о всякой всячине в просторном холле. Треп шел на двух языках, причем Хелен давно отлынивала от обязанности переводчика. Однако, данное обстоятельствж никак не сказалось. Процент алкоголя в крови повысил уровень взаимопонимания до космических высот.

Шеф буквально задыхался от любви. Обилие знаков внимания переросло в поток прямого обольщения. Такой напор Хелен, скорее нравился, чем нет.

Комнату нам выделили небольшую. Мебели по минимуму, но все необходимое. Даже занавески на окнах и герань на подоконнике.

Игорь моментально утянулся за Хелен, вернувшись лишь под утро. Не включая света, в потемках, он, с изяществом бегемота, блудил по комнате, систематически тараня то стол, то стулья. Шеф шипел, матерясь сквозь зубы. В довершение с грохотом уронил стул.

Прикидываться спящим потеряло смысл, и я включил свет. Игорь, пробормотав невнятные извинения, одетым завалился в кровать. Через минуту мощный храп утомленного влюбленного гулял по комнате. Выдыхал он, надо заметить, отнюдь не озон.

Прокрутившись в кровати до рассвета, я так и не смог заснуть. Головная боль на завтрашний день была гарантирована.

Во время завтрака, не в меру помятый шеф сообщил новость. Вчера, во время жениховских похождений катастрофически порвались туфли. Надо скоренько искать обувной магазин. Желание босса – закон для подчиненного.

Отель примыкал к торговой улице. Каких только магазинов здесь не было. Манил декорированными витринами универмаг. Справа и слева к нему притулились овощная и булочная лавки. Радовал разноцветьем полиграфии магазин канцтоваров. Деревянный манекен в национальном костюме приглашал в трехэтажный универсам. Выпирала объемная вывеска строительного маркета.

Обувной оказался в середине улицы. В сияющей призме витрины сотнями бликов шалило солнце. Над входом висел медный колокольчик. Он тонко звякнул, когда шеф открыл дверь.

По периметру зала стояли белые стеллажи, полные разномастной обуви. В центре – ряд кушеток, обтянутых кожей.

В столь ранний час покупателей было трое. Молодая пара и дитя. Высокий немец меланхолично прогуливался вдоль стеллажей, со слабым интересом разглядывая башмаки. Дитя, девчушка лет четырех, разодетая, как дюймовочка, шныряла по всему залу. Продавец, немка лет пятидесяти, безуспешно пыталась приглядывать за ней.

Девчушка брала выставленные туфли, мерила на ножку, цокала языком, любтясь. Через несколько секунд в ее руках находились уже другие. Прежние, отвергнутые, валялись на полу.

Сама мамочка, женщина крупная, с ярко выраженными выпуклостями, рьяно занималась делом. Она стояла в полунаклоне, отклячив массивный зад, зажатый в хлопчатобумажные брюки. Фрау упорно запихивала пухлую ногу в узкие «лодочки» Туфли упорствовали. От напряженных усилий на шее женщины вздулись жилы. Рядом суетилась продавщица.

Оглядевшись, шеф прямиком направился к стеллажу с «Саламандр». Продавец, молодой немец, тут же возник рядом. Улыбнувшись, как родным, услужливо затараторил.