Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

ШУБЕРТ имел «болезненную наклонность к алкоголю» с 15-летнего возраста. О его патологической склонности к пьянству говорили, кажется, все. Даже те, кто призывал не выпячивать сего, признавались, что наблюдали его пьяным куда чаще, чем хотелось бы. Слишком много дней и полночей юности Шуберт провел в кабаках. Правда, там же он обычно и сочинял свои удивительные песни. Равно как и в госпитале, куда загремел в 25 лет с бог знает где подхваченным люэсом. Спиться не успел: умер от брюшного тифа.

Ему было слегка за тридцать…

А вот ЛИСТ стал злоупотреблять уже на склоне лет. Жаловал коньяк. Причина банальна: обладатель абсолютного слуха и абсолютной зрительной памяти, он был начисто лишен элементарного вроде бы дара хотя бы нормального общения с людьми. И беспощадно топил бесконечные депрессии в рюмке. Несмотря на все увещевания врачей, так и не смог избавиться от этой привычки, повлекшей за собой жутчайшую водянку. В алкогольном угаре упал с лестницы и сломал ногу…

Злостный алкоголизм диагностировал Ломброзо ГЕНДЕЛЮ. Во всяком случае, трудно объяснить чем-то кроме серию апоплексических ударов (после одного из них отнялась правая рука, чудесным образом излечившаяся после поездки на воды в Аахен) и душевных расстройств, которые деликатные биографы называют «временными омрачениями рассудка». Но куда девать свидетельство «находился в доме для умалишенных»?..

Куда как невесела картина жизни КУРБЕ. Художник всю жизнь не пренебрегал ни вином, ни пивом. Чувства меры не знал никогда. Пьянство Курбе всерьез тревожило друзей, и те с разных сторон — поочередно и вместе — доставали его безрезультатными увещеваниями. Всё кончилось в один миг: подозрением на цирроз печени. Отныне пиво приравнивалось к яду. И хитроумный, как, наверное, думалось ему, Курбе нашел пижонский выход: заменил запрещенное пиво белым швейцарским вином. Более легкое и совершенно безопасное на первый взгляд, оно-то и доконало художника. Гюстав поглощал его в немыслимых количествах (утверждали, что ежедневная порция доходила до двенадцати литров! это вдобавок к абсенту и другим крепким напиткам). И к давно мучившему Курбе геморрою прибавились водянка, атрофия, отек ног, сильная потеря веса…

В 1873-м врачи делают ему пункцию брюшной полости и откачивают двадцать литров жидкости. Наступает краткосрочное облегчение. Затем повторная пункция, и снова из него вытекает почти столько же. Злосчастное беленькое вино Курбе пил до самой смерти…

МУНК вспоминал об одном из своих запойных периодов: «ЕДИНСТВЕННОЕ, что помогает мне перейти через улицу, — это рюмка водки. А лучше две-три»…

ИБСЕН мог позволить себе променять выступление с докладом на правлении театра внеплановому пребыванию в кабаке. После чего буянил на улице, и жене приходилось тащить его оттуда домой и «выхаживать». Поговаривали, правда, что Ибсен налегал на спиртное как раз потому, что супружеские отношения свелись в какой-то момент к чисто дружеским. Но что это меняет? К делу же уже подшито: Ибсен поддавал, и поддавал с завидным постоянством…

ДИКИМ алкоголиком и «НАСТОЯЩИМ пьяницей античного типа» называли наследственного алкоголика ДЖОЙСА даже ирландцы…

Отчего не был закончен «Швейк» (четвертую часть — про русский анабасис — дописывал Карел Ванек)? Да очень просто: вернувшись за два года до смерти из советской России в родную буржуазную Прагу, ГАШЕК буквально через пару дней после приезда бросил привезенную с собой русскую жену Шуру фактически на произвол судьбы и взялся за прежнее и излюбленное — пить и бродяжничать. Он и вернулся-то не в последней мере именно потому, что в Сибири, где наш герой делал в последние годы карьеру, был введен сухой закон — тогда и там за злоупотребление спиртным могли и расстрелять…

Назвать его завсегдатаем трактиров — всё равно что не сказать вообще ничего. Поскольку вся довоенная биография журналиста Гашека была историей сплошных полицейских протоколов, допросов и судов. Вдаваясь в причины бесконечных конфликтов с государством, можно говорить о бунтарском духе молодого человека, а можно и о хмельных загулах — это уж кому как. «Трудно сказать, когда при своем беспорядочном образе жизни Гашек писал», — читаем мы у его главного биографа Пытлика.

В ту пору Ярослав с удовольствием играл роль короля пражской богемы, кочуя из одного винного погребка в другой (специалисты насчитали более сотни питейных заведений, которые он знал и посещал — похвастаете тем же?). Весьма популярного щелкопера, его выгоняли один редактор за другим. «Он страдал… И пил. Вы не можете себе представить, как пил. Это вовсе не клевета» (Ярмила Гашекова, первая жена). На тот же период приходятся разрыв с семьей, попытка самоубийства — собирался прыгнуть с Карлова моста во Влтаву — и доставка в Институт для душевнобольных, откуда, «вылечен и отпущен», он выходит, так и не осуществив намерения «отвыкнуть от алкоголя»…