Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

В 1953-м она снова попадает в клинику. На сей раз в состоянии полной уже невменяемости. Видит чертей, разговаривает с духами, рыдает и поет по ночам, бегает по коридорам от воображаемых гномов. «Это последний раз, — сказала она доктору. — Или я вылечусь, или покончу с собой». Эдит утверждала, что от самоубийства в ту пору ее спасло лишь явившееся вдруг лицо матери, «которую я нашла в жалкой комнате на улице Пигаль, хрипевшую на постели «Мне нужна доза… моя доза». Аннет умерла в полном одиночестве, впрыснув себе запредельную дозу морфия…

Однако, излечившись, вроде бы, от наркозависимости, Пиаф вернулась в другую: после выписки «дозу» заменил алкоголь, порции которого также лишь увеличивались.

Эдит вспоминала, что в первый раз напилась «по-настоящему» после похорон дочурки: «Зашла в бистро и залпом, не переводя дыхание, выпила четыре больших стакана… После последнего глотка у меня всё закружилось перед глазами, острая боль пронзила голову и я повалилась на пол мертвецки пьяная… Рано утром, придя в себя, я поняла, что, как ни велика боль, алкоголь помогает забыться. И я начала пить…» И еще: «Мне всегда нужно было что-нибудь забыть: свою бедность или богатство… Ведь богатство не освобождает от страданий и желания избавиться от них».

О да, ей всегда приходилось что-нибудь забывать — не смерть близкого человека, так предательство очередного «мальчика» (об их именах наша героиня с некоторых пор предпочитала умалчивать). После одной из душевных драм и, естественно, после выступления (это происходило в кабаре «Версаль») Эдит потребовала шампанского — «много шампанского, которое мы пили с моей подругой Жинет и со всеми, кто хотел»… Извините, но дальше снова цитата: «Вскоре все завертелось передо мной, я упала на пол и на четвереньках, с лаем, поползла через зал. Я кричала: «Я — собака»… Жинет шла рядом, изображая, что ведет меня на поводке, и время от времени повторяла: «Да не кусайся ты, грязное животное!»

На другое утро она обычно сгорала от стыда и шла в церковь. Стояла перед Богоматерью на коленях и молила ее: «Вы же знаете, почему я пью, знаете мои мучения, помогите мне!» И обещала завязать. Обычно — на целый год. «Но вскоре я встречала нового мужчину, и все начиналось сначала…»

Друзья пили при ней только воду и кофе. Прятали от нее найденные бутылки. Она истериковала и украдкой опустошала нычки: запасы пива в аптечке (прятала за лекарствами), вино из-под кровати. Ночами тихонько — в ночных туфлях и на цыпочках — выходила на улицу в поисках открытого бара. Запои продолжались по два-три месяца…

И снова была клиника. И Пиаф вроде бы снова вытащили. Но к этому времени появились боли в печени — признак начинавшегося цирроза…

Подружка Марлен Дитрих и Чарли Чаплина, сиживавшая за столом с наследными принцами, великая «уличная девчонка», пившая, по сути, все 48 лет, она умерла на руках у второго мужа. 26-летний певец и парикмахер Тео Сарапо (с греческого — «я люблю тебя») несколько часов не выпускал из рук холодеющее тельце своего глупого «воробушка»…

«Сверх меры» пристрастилась к виски и вынужденная покинуть сцену из-за серьезной травмы ноги Марлен ДИТРИХ. К тому времени ей было уже крепко за семьдесят…

Запои одного из ее любовников, Эрнеста ХЕМИНГУЭЯ принято трактовать как способ самолечения от тяжелейших депрессий. Это и понятно: старина Хэм — едва ли не самый положительный (во всяком случае — симпатиевызывающий) персонаж мировой литературы середины прошлого века. Нет продвинутого советского фильма 60-х, в котором портрет этого крепкого обаятельного бородача не украшал бы стены или книжной полки главного героя. Для тогдашнего поколения советских кинозрителей (и, разумеется, читателей) Эрнест Миллер Хемингуэй был идеальным, общепринятым символом свободы, интеллигентности и интеллектуальности одновременно. «Прощай, оружие», «По ком звонит колокол», «Старик и море» — это ж гимны (уточнять чему — не будем, не в том цель настоящего исследования)!..

Писатель крепко поддавал еще с молодости, и роман «И восходит солнце» (он же «Фиеста») свидетельствует о прекрасном владении 26-летним автором темой алкоголизма. Это тогда маститая Гертруда Стайн заявила Хэму: «Вы — потерянное поколение… У вас ни к чему нет уважения. Вы все СОПЬЕТЕСЬ».

Хэм спился.

Но началось всё гораздо раньше. Первый серьезный срыв случился вскоре после Первой мировой: будущего ловеласа бросила его первая женщина, и он, как увертливо пишут биографы, «слег с сильным приступом лихорадки»…

Ее звали Агнессой фон Куровски. Эта медсестричка была на семь лет старше Эрнеста. Это она учила его «ездить на велосипеде» (именно с ездой на велосипеде Хемингуэй сравнивал позже сексуальные навыки, утверждая, что чем больше этим занимаешься, тем лучше получается). И это она по большому-то счету превратила молодого человека в мужчину-неудачника (какой из последующих его четырех только браков назовешь счастливым?). Но сейчас не об этом.