Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Неизлечимым алкоголиком был признан к 38 годам (за десять лет до смерти) лидер «разбитого поколения» Джек КЕРУАК. Припадки белой горячки следовали один за другим. «Его творчество закисло в рюмке», — печально заметил кто-то из современников. К октябрю 1969-го он стал бледнее обычного. За неполные два месяца потерял в весе двадцать фунтов. Уже сквозь зубы здоровался с вконец опустившимся постоянным клиентом владелец винного магазинчика, располагавшегося напротив его дома. Через пару дней Джека в очередной раз жестоко избили в баре. Он кое-как добрался до квартиры и больше из нее не выходил…

Наркологи утверждают, что смерть в 47 лет на почве хронического алкоголизма — не редкость. Правда, причиной ухода в этом возрасте обычно становится либо самоубийство, либо несчастный случай. Печальный финал жизни «короля битников» не похож ни на то, ни на другое…

Почти не просыхающим выпивохой был и еще один «король» — подаривший миру Микки Мауса, Пиноккио, утенка Дональда, олененка Бэмби и целую армию других очаровательных мультгероев, Уолт ДИСНЕЙ.

Миллионером он стал лишь в 1955-м, после открытия «Диснейленда» — любимого из детищ этого взрослого ребенка. А до того десятилетиями ходил по краю. Типичный авантюрист, он то взлетал на самый гребень финансового успеха, то оказывался в финансовой пропасти. Расплатой за такие качели стали восемь капитальных нервных срывов. Классический трудоголик, всё свободное от создания шедевров время он либо пил, чтобы уйти от многочисленных проблем, либо целыми днями возился с масштабной моделью железной дороги. Умер от рака легких. Будучи обыкновенным маниакально-депрессивным психопатом, выпивавшим ежедневно минимум бутылку скотча и выкуривавшим не меньше трех пачек сигарет…

Возвращаемся к нашим…

Аполлон ГРИГОРЬЕВ — один из любимейших поэтов Блока. Пил жутко. Из Блока же и цепляем: «С годами кутил Григорьев все более мрачно, до последней степени теряя в период загулов душевное равновесие…», «пьянство идет уже безудержное, так сказать, привычное. Пил за неимением водки чистый спирт, одеколон и керосин…», «в пьяном виде Григорьева одолевает «безудерж», «Пропивая всё, Григорьев садился в долговое отделение, т. н. «тарасовскую кутузку»; туда брал он с собой гитару и журнальную работу…». В принципе, уже достаточно, но уважаемый биограф не унимается: «До того опустился, что если у него не было на что выпить, спокойно являлся в чей-нибудь знакомый дом, без церемоний требовал водки и напивался до положения риз… Ходил в старом сюртуке, грязный, оборванный, с длинными нечесаными волосами, и имел самый непривлекательный вид»…

А вот из письма самого Григорьева наставнику Погодину: «…придешь, бывало, в свой одинокий номер после оргий и всяческих мерзостей. Да! Какую тоску одиночества я испытывал. Чтобы заглушить ее, я жег коньяк и пил до утра, пил один, и не мог напиться. Страшные ночи!».

Умер в 42. От злокачественного течения алкоголизма…

Тихим пьяницей был и сам БЛОК. Тихим — потому как по известной кротости нрава (а хотите — воспитанием назовите) никем и никогда ни в дебошах, ни даже в разговорах на повышенных тонах замечен не был. И тем не менее…

Он пристрастился к красному вину (обожал именно красное) еще в студенчестве. Отказаться то него был вынужден лишь за несколько месяцев до мученической кончины. Мы не позволим себе говорить о годах запоя, но сменявшие одно другое полугодия алкогольного ступора — многократно зафиксированный факт биографии творца и раба Прекрасной Дамы…

И если Блок был бытовым пьяницей, то символист № 2 (а до Блока № 1, разумеется) «стихийный гений» БАЛЬМОНТ злоупотреблял с размахом. Хотя и не переносил алкоголя ни в каком виде. В том смысле, что вино действовало на него как настоящий яд: вызывало приступы безумия, обращая этого негромкого по обыкновению человека в настоящего зверя. «Рюмка водки меняла его до неузнаваемости», — вспоминала жена поэта. Она обращалась к невропатологам, психиатрам. Те лечили внушением и гипнозом. Безрезультатно. Бальмонт пил. Не давали коньяку — требовал виски, не находил виски — глушил одеколон: «бутылками»…

Крепкие вина, водка, абсент (а как же — Верлен жаловал, мы хуже, что ли?) лишали его рассудка начисто. Но — чудо: никакое количество выпитого не валило Константина Дмитриевича с ног. Приняв на грудь, бедняга уже не знал покоя. Им овладевала непостижимая гиперактивность, и родные знали: будет бродить по комнате всю ночь, пока силы не оставят. На другой день он ничего не помнил.

Но удивляет-то как раз то, что реализовал свой гений Бальмонт именно в запойные годы. Автор одного из лучших образчиков русской поэзии («Будем как солнце») написал 35 книг стихов, 20 книг прозы и более 12 книг переводов (а переводил он не менее чем с тридцати языков). Считается, что постигшая — настигшая? — его в последнее десятилетие шизофрения носила фамильный характер. Но не гарантировала ли ее приход треть века кошмарного пития?..