Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

И каждый день приносит тупо,
Так, что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
И культ злоречья и мещанства
Еще по-прежнему в чести,
Так что стреляются от пьянства,
Не в силах этого снести…

— напишет Борис Леонидович через год после фадеевских похорон…

Крепко пить Генсек Союза Писателей начал еще в 30-е. По собственному утверждению — борясь с бессонницей. Уже тогда санитарные бригады регулярно курсировали между его домом и больницей. Рассказывали, что после одного из запоев он явился (был вызван) к Сталину. «И сколько же времени это у вас обычно продолжается, товарищ Фадеев?» — полюбопытствовал тот. «К сожалению, три недели — такая уж болезнь», — отвечал писатель. «А нельзя ли немного сократить, укладываться в две недели? Подумайте об этом, товарищ Фадеев», — осторожно рекомендовал Иосиф Виссарионович. Но продолжал мириться с «болезнью» любимца и дальше.

Впрочем, и не в 30-е всё началось: сам А.А. вспоминал, что «пристрастился к самогону» еще в 16-летнем возрасте — в партизанском отряде: от взрослых мужиков отставать не хотел. И не отстал: «БЕСПРЕРЫВНЫЙ ЗАПОЙ В ТЕЧЕНИЕ ТРИДЦАТИ ЛЕТ» — это его слова…

Однажды секретарь Ростовского обкома на открытии очередного пленума предложил депутату ШОЛОХОВУ покинуть зал и пойти в гостиницу опохмелиться…

А в январе 1957 года на стол Секретарю ЦК Брежневу легла «записка» начальника Четвертого Главного управления: «…необходимо обязать М. А. Шолохова в принудительном порядке провести лечение в течение не менее шести месяцев». Проще говоря, государственного значения писателю был назначен ЛТП государственного же значения — «на отдельной даче в «Барвихе» или в больнице». До Нобелевской премии оставалось еще восемь долгих лет…

В последние годы жизни Михаил Александрович уже вовсе не покидал родной Вешенской…

Известный питерский публицист и историк культуры Соломон Волков окрестил Ольгу БЕРГГОЛЬЦ «пьяной мадонной Ленинграда». И подробно рассказал, как однажды, отправившись к ней, уже 60-летней, на интервью, увидел за дверью «женщину в халате, кое-как наброшенным на голое тело, со слипшимся серыми кудряшками короткой прически и мутным блуждающим взором. Берггольц еле держалась на ногах, обдавая меня густыми винными парами…». И т. д.

Никакой Америки мемуарист, конечно, не открыл (Америку он открыл для себя — в 1976-м, перебравшись туда насовсем): Ольга Федоровна крепко пила практически все послевоенные годы. И причиной тому были даже не 900 дней блокады, разделенные поэтессой с земляками от звонка до звонка (Ахматову, например, и много кого еще, эвакуировали из осажденного города — Сталин знал, кого и как хранить). Дело в том, что в декабре 1938-го поэтесса была брошена в застенки НКВД, где провела долгие полгода. Ее взяли как жену известного поэта Бориса Корнилова («Нас утро встречает прохладой…» и т. п.; после войны к этой песне Шостаковича будет написан английский текст, и она станет гимном ООН), обвиненного на волне охоты за убийцами товарища Кирова и уже расстрелянного к моменту ее ареста. Ее взяли беременной. Били. Целенаправленно — в живот. Били, пока не разродилась мертвым ребенком, навсегда утратив надежды на материнство. А потом выпустили…

Вы бы не запили?

Впрочем, прекрасно известно, что с середины 30-х Борис Корнилов «злоупотреблял спиртным». Возможно, именно он и пристрастил «мадонну» к горькой…

Не принято упомнить, что причиной ухода ТВАРДОВСКОГО с поста главного редактора «Нового мира» был тот же недуг — запойное пьянство. Или уж пьянство теперь считать результатом многолетней кампании по его выдворению из журнала — это как вам угодней.

В результате одного из загулов Александр Трифонович упал с лестницы, разбил голову, повредил шею и был увезен в Кунцевскую больницу. Солженицын писал, что однажды понял: эти несчастные запои были для поэта спасительными…

Постановлением народного суда был помещен в лечебно-трудовой профилакторий автор строк:

Возможно, я для вас в гробу мерцаю,
Но заявляю вам в конце концов:
Я, Николай Михайлович РУБЦОВ

,Возможность трезвой жизни отрицаю

Он отрицал такую возможность всею жизнью.

Из Литинститута окончательно (после целой серии изгнаний и восстановлений) вылетел за очередную пьяную бузу в Центральном доме литераторов. Один из самых пронзительных лириков XX столетия вел полубосяцкую жизнь. Случайно или как уж там еще — был задушен гражданской женой в банальной пьяной драке…

Алкоголиком был Сергей НАРОВЧАТОВ. Из воспоминаний Окуджавы: «Дородная Галя, жена поэта, брезгливо оглядела меня и спросила: «А вы кто?» — «Я друг…» — кажется, так пролепетал я. — «Настоящие друзья с ним не пьют», — сказала она с отвращением»…