Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Ох, как пивал в юности наследственный алкоголик Леонид АНДРЕЕВ! Среди московских студентов ходил даже особый термин: «пить по-андреевски: аршин колбасы и аршин рюмок». Его товарищ по гимназии, а позже врач Блохин вспоминал, как будущий писатель шатался по самым грязным кабакам и извозчичьим трактирам, а потом вваливался к нему на квартиру, «со стоном и криком падал на пол, жалуясь на невыносимые сердечные боли и страх надвигающейся смерти». А придя в сколько-то нормальное состояние, «вновь отправлялся пьянствовать».

Как результат — три покушения на самоубийство.

В мае 1889-го, чтобы «испытать судьбу», он лег между рельсами под проходящий поезд…

Сергей ЕСЕНИН… Тут вроде ничего нового и не добавишь. Вот, разве, Белый вспоминал, что еще в 1918-м его (это Белого-то!) предупреждали о полнейшей неадекватности Есенина, «тревожных симптомах» и чрезмерной склонности к вину…

К 1923 году он превратился в хронического (клинического — стало быть, неизлечимого по тем временам) алкоголика. В последние месяцы «бывал человеком не больше одного часа в сутки». Повторим: час — в сутки. Не больше. На протяжении многих месяцев. Вы всё еще верите в чекистскую расправу?

Кто-то дотошный не поленился и вычислил, что трое из каждых четырех числившихся в ближайшем окружении Сергея Александровича персонажей могли расцениваться как настоящие забулдыги. По большому счету, из компании этой Есенин выпал лишь раз — на полтора года — исключительно благодаря усилиям Айседоры. Зато тут же обнаружилось и грустное: именно в означенные двадцать месяцев Есениным не было написано НИЧЕГО сколько-то существенного. И выходит, что для Есенина трезвый Есенин — это хорошо, для нас с вами — не очень…

С ранней юности «пил самые разнообразные спиртные вещества, вплоть до одеколона и денатурата» БАГРИЦКИЙ. И предавался этому пороку со всею страстностью. Потом пару лет был заядлым кокаинистом. Следом подсел на гашиш и эфир. Но — редчайший случай! — легко и непринужденно завязал сначала с алкоголем, а после и с наркотиками. Правда, взамен на него моментально обрушился целый водопад причудливых фобий, о которых мы уже толковали…

Запойным алкоголиком и РЕГУЛЯРНЫМ пациентом соответствующих лечебных заведений примерно с середины 20-х и до самой смерти был любимый писатель советской детворы ГАЙДАР. Во всяком случае, первая семья писателя распалась именно по этой причине. Ему было тогда всего двадцать семь…

В конце жизни — «когда жить стало полегче» — дома, в одиночку и без всякого, вроде бы, видимого на тот момент повода МНОГО пил ЗАБОЛОЦКИЙ…

Очень крепко пил — во всяком случае, до революции — Александр ГРИН…

«Водка не может быть плохой! Водка бывает только или хорошая, или очень хорошая!» Автор этого мало кому незнакомого афоризма Михаил СВЕТЛОВ с некоторых пор не понимал, как можно осмелиться прийти к нему в дом без литра беленькой. Друзья настаивали: бросай хлобыстать! вредно ж… «Почему вредно? — недоумевал Михаил Аркадьевич. — Коньяк ведь, например, расширяет сосуды». — «Не забывай, Миша, что они потом сужаются». — «А Я ИМ НЕ ДАЮ!» — парировал он очень находчиво, но, похоже и к сожалению, столь же искренне…

В больнице, незадолго до смерти, попросил навестившую приятельницу: «Старуха, принеси мне пива!» — «Пива?!» — «Да, рак у меня, кажется, уже есть»…

«Князем «Националя» звал себя после войны Юрий ОЛЕША. Он просиживал там ежедневно. Его угощали и угощали — друзья, знакомые, а потом и просто посетители, угадывавшие (или знавшие уже) сидящего за соседним столиком… Там же, в «Национале», он впервые встретил Шолохова, и запомнил его «молодым человеком в кепке, со смеющимися глазами», потом только сообразив, кто это. В одном из писем Ольге Суок (героиню «Толстяков» Олеша назвал в честь жены, если кто не в курсе) пытался объяснить: я запил «именно оттого, что, сделав, на мой взгляд, очень хорошее произведение искусства, я не получил на него даже ответа».

Он действительно был одним из многих, на искусство которых попросту не отвечали. «Завидую ли я Шолохову? — писал он. — Ничуть. Я помню большое унижение свое, связанное с Толстым, Корнейчуком, Фадеевым. О, как они все бесславно возвышались! Как тянули один другого!»

Жить с пониманием этого художнику, по меньшей мере, равноценному им, было не так просто. И Олеша — в ужасе от своего безволия, презирая себя — пил и пил, и пил горькую…

Конченым алкоголиком к началу 50-х стал и упомянутый глава советских писателей Александр ФАДЕЕВ. Его запои начинались, как правило, с чтения любимого стихотворения Пастернака (перевод «Синего цвета» Бараташвили). Заканчивались неизменно — валянием по переделкинским канавам.