Дьякон Кинг-Конг

После службы и погребения большая компания из сорока соседей сошлась в подвале Пяти Концов и проговорила до поздней ночи – отчасти потому, что угощений оказалось слишком много, а отчасти потому, что осталось столько невостребованного сыра, что они не могли сообразить, куда его девать. О сыре спорили часами. По свидетельствам Бам-Бам, этой извечной бдительной сырной сыщицы, и старика Даба Вашингтона, который уснул на старой фабрике на причале Витали и выбрел посреди ночи покопаться в мусоре на Сильвер-стрит, было установлено, что сыр приехал предыдущей ночью в пятиметровой фуре-рефрижераторе в количестве сорока одного ящика, в каждом из которых находились двадцать восемь двухкилограммовых головок вкуснейшего, великолепного, восхитительного сыра белого человека. Его раздали, потому что негде было хранить, но, несмотря на собравшуюся для прощания с телом толпу, в церкви закончились охотники до сыра, так что после службы по Пиджаку срочно приняли решение нести добро по всему району вокруг Коз-Хаусес. Еще восемь головок сунули в багажники двух патрульных машин из «семь-шесть», вернувшихся со своего «чрезвычайного дорожного происшествия» в Бэй-Ридже. Копы упирались и заявляли, что это слишком много, и тогда сестра Го велела отвезти половину пожарному отделению 131 на Ван-Марл-стрит, чтобы поделиться с коллегами по экстренным службам. Копы согласились, но сами не оставили пожарным ни корочки, поскольку в районе Коз пожарные и копы ненавидели друг друга до печенок точно так же, как и во всем Нью-Йорке. Донесли новости о сыре и до Вотч-Хаусес. Перед церковью выстроилась очередь – жильцы обоих проектов сходились табунами, и все равно сыр оставался. Многих пришедших уговаривали унести домой больше, чем они могли съесть. Головки растаскивали в мешках, продуктовых сумках, садовых тачках, дамских сумочках, детских колясках, продуктовых тележках и почтовых, позаимствованных в ближайшем почтовом отделении. В Козе никогда не было столько сыра. И, к сожалению, больше никогда и не будет.

Трудно сказать, сыр ли, Клеменс ли со своим «фольксвагеном» или присутствие Элефанти вызвали больше гвалта в костяке церковной общины, засидевшейся допоздна за перетиранием новостей, спорами, шутками и рассказами, а также обвинениями в коварном укрывательстве местонахождения и обстоятельств таинственной смерти Пиджака. Казалось, никто ничего не знает. В Козе еще не видели ничего подобного. В семь вечера, когда убрали столы, вымыли тарелки, разделили остатки сыра, подмели в церкви и раздали луноцвет, потому что его привезли слишком много, все посторонние соседи рассосались, оставив только главных прихожан баптистской церкви Пяти Концов: сестру Го, Сосиску, сестер Бибб и Бам-Бам, а также двух гостей – мисс Изи и Супа. Последние не входили в общину, но для них сделали исключение как для представителей почтенных институций: мисс Изи была новоизбранным президентом Пуэрто-риканского общества, а Суп – который уже не отзывался на Супа, а взял прозвище Рик Икс – был гордым членом «Нации ислама», а заодно лучшим работником отдела продаж бруклинской мечети № 34, распродавшим бобовых пирогов и газет больше всех за богатую историю мечети. А еще его разыскивали в Канзасе за незаконное лишение свободы в связи с конфликтом на бытовой почве и ограблением, но это, заверил он собравшихся, долгая история.

Вшестером они проговорили всю ночь.

Беседа скакала вверх и вниз, осеняя стены догадками, пока разные теории вводились в игру, предавались забвению и вводились обратно. Где Пиджак провел свои последние четырнадцать месяцев? Запил ли под конец жизни? Как он умер? Почему приходил Слон? И откуда столько сыра?

Больше всего допекал вопрос сыра.

– После стольких лет, – сказала мисс Изи, – так никто и не знает. Это уже не смешно.

– Я поймала водителя грузовика, – гордо сообщила Бам-Бам. – Увидела, как в три тридцать подъезжает грузовик, выбежала и перехватила его раньше, чем он тронулся обратно. Их было двое. Один как раз садился в кабину. Второй, водитель, выходил из церкви. Я поймала его за руку, пока он не уехал. Спросила: «Ты кто?» Он не особо что ответил. Но говорил с итальянским акцентом. По-моему, он гангстер.

– С чего ты взяла? – спросила мисс Изи.

– Он был весь рябой.

– Это еще ничего не значит, – сказала мисс Изи. – Может, он учился пользоваться вилкой.

Это предположение вызвало приступ смеха и комментариев.

Но, похоже, никто больше ничего не знал.

Потом они насели на Сосиску. Почти битый час допрашивали лучшего друга Пиджака. Сосиска заявлял о неведении.

– Он сидел в тюрьме, – сказал Сосиска. – Об этом в газете писали.

– Об этом не писали, – сказала мисс Изи. – Он должен был сесть в тюрьму. Он должен был пойти под суд. Вот об этом – писали. Но Пиджак никуда не сел.

– Ну и здесь его не было! – сказал Сосиска.

– А где тогда?

– Я вам кто, доска уиджи[41]? Не знаю я, – сказал Сосиска. – Человек умер. За жизнь он сделал много хорошего. Что вы так переживаете?

Споры затянулись за полночь. Куда отправился Пиджак? Когда его видели? Никто не знал.