Читаем Дьякон Кинг-Конг полностью

Дьякон Кинг-Конг

Для Элефанти это было как удар под дых. В оставленную блоком дыру виднелось лицо старика. Элефанти сунулся в отверстие и заглянул под углом, посветил фонариком внутрь блоков снизу и сверху. Пусто. Он видел церковь, видел, как на него уставился глаз старика.

– Тут ничего, – сказал он. – Блоки уложены вразбежку. Эта штука могла провалиться с края, отскакивать до самого низа и разбиться. Придется разбирать всю стену, чтобы увидеть, что там внизу. Давай попробуем вторую руку.

Он перешел на другую сторону и принялся высекать блок с правой ладонью Иисуса, когда его остановили скрип открывшейся двери церкви и шарканье старика по асфальту.

– Ты должен ждать внутри, когда блок упадет, – сказал он.

– Правда?

– Ага. Мы ищем мыльницу. Нельзя, чтобы она разбилась. Она ценная.

– Ну, это никакое не мыло, – сказал Пиджак. И показал пыльную металлическую коробочку.

– Зачем ты мне cojones выкручиваешь! – сказал Элефанти, вырывая ее из рук.

– Чего-чего?

– Мои яйца.

– Не имею я к ним никакого касательства.

– Ты же вроде сказал, там ничего нет.

– Ты спросил про мыло. Это не похоже на мыло. Это коробочка. Была приделана известью к боку кирпича.

– Боку чего?

– Шлакоблока. Кто-то приладил металлическую полочку и закрепил на ней эту штуку.

– Ты же вроде сказал, там ничего нет.

– Так ты про мыло спрашивал, мистер.

– Хватит звать меня «мистером»! – возбужденно вскрикнул Элефанти, плюхнулся на колени и сунул фонарик Пиджаку. – Свети давай.

Пиджак подчинился. Элефанти открыл коробочку и достал фигуристую каменную статуэтку – сантиметров десяти в высоту, с огромной грудью.

– Ну надо же, – сказал Пиджак. Еле удержался, чтобы не сказать «цветная дамочка». Только пробормотал: – Кукла.

– Все как он говорил. Не больше бруска мыла «Палмолив», – пробормотал Элефанти, поворачивая ее в руках так и эдак.

– Я деревенских мышей покрупнее видал, – сказал Пиджак. – Можно потрогать?

Элефанти передал ему.

– Тяжеловата, – сказал Пиджак, возвращая. – Увесистая дамочка. Я на таких в свое время насмотрелся.

– Вроде этой?

– На крупных дамочек с большими дойками? Еще бы. В этой церкви их полным-полно.

Элефанти пропустил это мимо ушей, инстинктивно озираясь. Во дворе было темно. Ни души вокруг. На обочине стоял «линкольн» с работавшим вхолостую мотором. Он нашел, что искал. Он свободен. Пора было убираться.

– Я тебя высажу. Потом позвоню. Я о тебе позабочусь, приятель.

Пиджак не сдвинулся с места.

– Минутку. Как думаешь, учитывая, что тебе помогла сестра Пол и я, может, и ты поможешь мне сыскать рождественскую кассу?

– Чего?

– Рождественская касса. Все рождественские деньги. Деньги, которые скопила община этой церкви на гостинцы своим детишкам. Моя Хетти собирала их каждый год и прятала где-то в церкви. До Рождества теперь всего месяц.

– А где эта касса?

– Коли я бы знал, о помощи не спрашивал бы.

– Сколько в ней собрали?

– Ну, если все сложить и вычесть вралей, которые чего только туда не сдали, я бы сказал, три или четыре тыщи долларов. Наличными.

– Думаю, это подъемная сумма, мистер Пиджак.

– Как-как? Мистер?

– Мистер Пиджак.

Пиджак отер лоб сморщенной ладонью. В эти дни мир словно прояснился, появилась новизна – не то чтобы некомфортная, но порой казавшаяся странной, как будто разнашиваешь новый костюм. Постоянные головные боли и тошнота, сопровождавшие его после многолетнего запоя, ушли. Он чувствовал себя как радио на новой волне: из помех понемногу проступает чистый голос, как положено – как всегда хотела его Хетти. Он робел перед этим новым чувством. Становился религиознее, становился ближе к Богу – и ближе к человеку, почтенному дитю Божьему.

– Меня никогда не звали мистером Пиджаком.

– Ну, а как ты хочешь, чтобы тебя звали?

Пиджак на миг задумался.

– Может, дитем Божьим.

– Пойдет. Дитя Божье. Это подъемно. Будет тебе новая рождественская касса.

Элефанти двинулся к машине.

– Стой!

– Что еще?

– А как мы объясним, почему из стены пропал кирпич?

Но Элефанти уже садился.

– Завтра починю. Просто попроси церковь не говорить ни слова. Пусть спросят сестру Пол. Остальное я беру на себя.

– А как же ладонь Иисуса? Они ужас как разозлятся. Надо ее приделать обратно.