Дьякон Кинг-Конг

Там-то они и оставались, уникальный феномен Бруклинской Республики, где кошки орали как люди, собаки ели собственные экскременты, тетушки курили без остановки и умирали в сто два года, пацан по имени Спайк Ли видел Бога, призраки скончавшихся «Доджерсов» высасывали все шансы на новую надежду, где безденежное отчаянье правило жизнями слишком черных или слишком нищих, чтобы переехать, балбесов, тогда как на Манхэттене автобусы ходили по расписанию, светофоры никогда не ломались, гибель единственного белого ребенка в ДТП попадала на передовицы, а в бродвейском гнезде правили бал фальшивые версии жизни черных и латиносов, помогая озолотиться белым авторам, – «Вестсайдская история», «Порги и Бесс», «Перли Победоносный», – и так все продолжалось, реальность белого человека разрасталась, как огромный кособокий снежный шар, Великий Американский Миф, Большое Яблоко, Большая Кахуна[20], Город, Который Никогда Не Спит, пока черные и латиносы, убиравшие квартиры, выносившие мусор, сочинявшие музыку и наполнявшие тюрьмы печалью, спали сном невидимых и отвечали за местный колорит. И все это время муравьи так и маршировали каждую осень, прибывая к корпусу 17 надирать задницы – ревущая приливная волна крошечной смерти, – сжирали Иисусов сыр, перебирались из часов в котельную и в мусорку у подъездной двери, слизывали начисто все остатки сэндвичей и крошки от пожухших, отсыревших, недоеденных обедов, о каких Сосиска забывал каждый день, пока они с Пиджаком пренебрегали едой в пользу своего излюбленного напитка – «Кинг-Конга». Далее муравьи перебирались к более питательной пище в коридорах и кладовых: крысам и мышам, которых здесь водилось в изобилии, какие дохлые, какие живые, мыши – все еще в клейких мышеловках и маленьких картонных коробочках или испустившие дух под рукой Сосиски, крысы – размозженные его лопатой и валяющиеся под старыми карбюраторами или ненужными крыльями автомобилей, средь швабр и на совках, присыпанные известью для дальнейшего сожжения в огромных угольных печах, обогревающих Коз-Хаусес. Потрапезничав ими, муравьи обращали стопы наверх, пробираясь плотной колонной по сломанному туалетному стояку в квартиру Флей Кингсли 1B, где еды или мусора было не найти, поскольку семья мисс Флей из восьмерых человек на самом деле жила в квартире 1А напротив, пустовавшей уже четыре года с тех времен, как миссис Фой, единственная жилица, умерла и позабыла известить об этом соцслужбу, создав для соцслужбы и жилконторы идеальную возможность винить друг друга – ведь одно ведомство не сообщило другому. В квартире тихо. Квартплата оплачивается с велфэра. Кому захочется разбираться? Оттуда муравьи поднимались в квартиру миссис Нельсон 2С, подъедая старые арбузные корки и кофейную гущу, которые она держала в мусорке для своего уличного помидорного огорода, и дальше по мусоропроводу – в 3С, к Бам-Бам, с небогатой добычей, и в квартиру 4С напротив, к пастору Го, где добычи не бывало вовсе, поскольку сестра Го поддерживала безукоризненный порядок, затем – в ванную мисс Изи в 5С, где муравьи дегустировали всевозможное вкусное мыло из Пуэрто-Рико, какое мисс Изи, зная об их приходе, год за годом забывала прятать по осени в стеклянных мыльницах, и, наконец, выходили на крышу, где исполняли канатоходческий номер и форсировали приставную лестницу, соединявшую крышу корпуса 17 с крышей соседнего корпуса 9, – где и встречали свою погибель от рук ватаги смышленых школьников: Шапки, Тряпки, Палки, Сладкого и Димса Клеменса, лучшего подающего, какого видели в Коз-Хаусес, и самого безжалостного наркодилера в истории жилпроекта.