Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда

Впрочем, судя по размерам городищ, среди которых максимальным считается 70×50 м², речь следует вести не о племенах, а лишь о семьях и родах[73], во многих из которых дивергенция финнов и славян либо еще не произошла до конца, либо, напротив, уже сменилась своей диалектической противоположностью — реверсией единого праевропейского типа под видом ассимиляции. Ассимилировали, конечно, более многочисленные и культурные славяне — более отсталых и малочисленных финнов и литовцев, причем без их истребления и даже выселения[74]. Финская топонимика — реликт той эпохи. При этом «племена северной лесной полосы искони были протославянскими», а «Припятская, Деснинская и Верхнеднепровская (главным образом западная ее часть) области были основными землями протославян»[75].

Процесс этой первичной ассимиляции в северной лесной зоне заканчивался, когда в VI веке значительная часть антов покинула свой исконный ареал и ушла на юг и восток искать счастья с ордами гуннов и аваров, чтобы затем раствориться, порой без следа, среди других народов. Еще часть ушла по найму служить в Византию — и тоже не вернулась. В образовавшуюся нишу хлынули их дикие родственники с севера, склавины. Благо политическое объединение с антами на почве сопротивления вначале готскому нашествию, а впоследствии аварскому каганату (т. н. Волынский союз) уже состоялось. Самостоятельная цивилизация антов, на пороге которой они уже стояли, в результате так и не сложилась. Культуре «полей погребальных урн» пришел конец. После 602 г. этноним «анты» в источниках не упоминается.

Объединение склавинов с антами вызвало, как это бывает в подобных случаях (объединение монголов с родственными чжурчженями в XII–XIII вв., русских с украинцами в 1654 г. и т. д.), прилив энтузиазма, «пассионарности», выразившийся в экспансионистских устремлениях. Славяне, теперь их так уже можно называть, дружно и фронтально двинулись на Дунай и «сели» там, как сообщает летописец. Не все, конечно, а лишь те, кто не предпочел остаться дома, но и этих было немало.

Однако в VII веке славян повыбили с Дуная болгары (тюрки из орд Аспаруха), а в IX веке еще и венгры (тоже тюрки, но другие). Из Центральной и Западной Европы, где славяне распространились, дойдя до Фульского монастыря, лесов Тюрингии, прирейнских земель и самой Дании, их по мере сил стали выдавливать германцы, начиная еще с готов, сильно подрезавших с запада и юга славянский ареал.

Южные, центральноевропейские и западные славяне не могли больше вести экспансию на юг и запад, перед ними встала другая задача: сопротивляться захвату их земель и последующему подчинению, порабощению и ассимиляции. Для них начались долгие века упорной борьбы (с переменным успехом) за выживание, самотождественность и т. д. Многие славянские племена и даже народы так и сгинули в этой борьбе. Отступать/наступать на восток они тоже не очень-то могли: для этого пришлось бы вести войну на два фронта: с германскими, к примеру, захватчиками и восточнославянскими автохтонами, впоследствии русскими. Впрочем, полякам уже с Х века, а в дальнейшем и литовцам этой участи избежать не удалось.

Восточным славянам, неуклонно растущим в числе, путь на запад оказался закрыт по той же причине. В результате они двигались по пути наименьшего сопротивления — все дальше и дальше на восток (лишь много позже, при Олеге, Игоре, Святославе и Владимире — также и на юг). Двигались всем долготным фронтом, сохраняя при этом те этногенетические особенности своих популяций (племен, попросту), которые сложились со времен склавинов и антов. Продвигаясь с запада на восток, племена тянули за собой генетический шлейф в том же, естественно, направлении (142). Отсюда именно широтная изменчивость как основная.

Сказанное объясняет резкую специфику русского Юга, отчасти Центра, но не вполне объясняет, однако, резкую специфику русского Севера. Мало того, что он в принципе отличается в целом от Юга и Центра, но и еще: русские центрально-южные популяции более гомогенны, «тогда как северные популяции занимают каждая особое место» (290).

Возможно, это связано с приходом варягов-руси, но не только.

Во-вторых, данными Балановских подтверждается гипотеза профессора А. Г. Кузьмина о том, что в IX веке на Восточно-Европейскую равнину к летописным славянским племенам пришли совсем другие славяне: русы (русь), притом двумя потоками — с юго-запада и с северо-запада. Но те, что шли с юга, через Подунавье и Приднепровье, несли в себе иллирийский подмес[76], а те, что с севера, через Балтику, как Рюрик с присными, — были несколько сродни германцам и балтам. Поэтому недаром северяне по гаплогруппам резко отличаются от южан, но при этом близки европейцам. Как мы помним, генетические расстояния, скажем, пинежской популяции русских от немцев, поляков и литовцев минимальные.