Когда «великий труд» был вчерне готов, Сталин ознакомился с ним, внёс поправки — разумеется, изменения превозносили деятельность вождя и роль в истории большевистских организаций Закавказья. Потом вновь вызвал к себе профессора Торошелидзе, ещё раз прошёлся по страницам с карандашом в руке и, обратившись к нему, спросил:
— Слушай, а как быть с автором? Знаешь что, пусть автором будет Лаврентий Берия. Он молодой, растущий. Ты, Малакия, не обидишься?
Говоря это, Сталин дружески похлопал профессора по плечу. Вот так исторический шедевр «К истории большевистских организаций Закавказья», под авторством Лаврентия Павловича Берии, увидел свет.
Главное же, что вскоре после этого истинных авторов, составивших эту фальшивку, одного за другим арестовали и, обвинив в террористическом заговоре против товарища Сталина, судом «троек» приговорили к расстрелу.
Книгу ежегодно переиздавали массовым тиражом, чтобы обошла всю страну — с южных гор до северных морей, обожествляя «отца народов».
И суд, и помилование — всё в руках Сталина
У наивного читателя может сложиться мнение, да и вы, любезный тайный советник, где-то пытаетесь убедить молодое поколение россиян, что многое в стране делалось без ведома «доверчивого» вождя, которому вы служили верой и правдой до конца его дней.
Этим вы вводите в заблуждение доверчивых читателей. Ни одна казнь, ни одно убийство политических или государственных деятелей не совершались без санкции Сталина.
Возьмём, например, дело грузинских оппозиционеров, якобы «готовивших покушение на Сталина». Когда Маленков подал составленный Берией список тифлисских «бандитов-террористов» Сталину, матёрый генсек, чтобы не оставить отпечатков своих пальцев на листе, не притрагиваясь к бумаге, поставил галочки карандашом перед фамилиями Орахилошвили, Элиавы, другими обвиняемыми. Против фамилии Кавтарадзе поставил чёрточку. Вот эти-то чёрточки и галочки воплощали в себе и следствие, и суд, и помилование!
Сергей Ноевич Кавтарадзе — старый большевик, видный политический деятель Грузии, которого Иосиф Сталин хорошо знал, — был помилован.
Во Вторую мировую войну по требованию Сталина Кавтарадзе вернули из Сибири в Москву. Сначала его поселили на Лубянке, потом в гостинице. Накормили, одели и отвезли в Кунцево, где его дожидался Верховный главнокомандующий.
Когда Кавтарадзе вошёл в кабинет, Сталин поднялся во весь рост и с наигранной улыбкой, протягивая руку, воскликнул:
— Здравствуй, генацвале Серго! Ты где был до сих пор?
Смущённый Кавтарадзе тихо ответил:
— Сидел.
— Нашёл время сидеть! Или ты не знаешь, что идёт война и такие, как ты, нужны. Мы хотим, чтобы ты поработал в Министерстве иностранных дел, понимаешь?
Потом, как гостеприимный хозяин, истинный кавказец, велел подать обед с вином. Разговорились о том о сём.
Затем Сталин поднялся из-за стола, за ним последовал Кавтарадзе. Раскуривая трубку у открытого окна, Сталин некоторое время молчал. Вдруг, резко повернувшись к гостю, пронзил его тяжёлым взглядом:
— А всё-таки ты хотел убить меня!
И, резко отвернувшись от оцепеневшего кунака, быстро покинул комнату.
Гость, придя в себя, ждал, прислушиваясь, что сейчас явятся люди и его вновь доставят на Лубянку. Но никто не появлялся. Постояв ещё минуту-две, Сергей Ноевич решительно направился к двери и, выйдя в прихожую, спустился по лестнице во двор. Огляделся — нигде никого.
Он направился к проходной, не сомневаясь в том, что уж здесь его точно возьмут. Охранника на месте не оказалось, но машина стояла.
Кавтарадзе решительно распахнул дверцу салона, сел и приказал шофёру: «Вези!»
В гостинице он некоторое время ждал. Но, не дождавшись людей в штатском, прилёг на диван и крепко уснул.
Утром явились те самые люди в штатском, вежливо пригласили в машину.
Кавтарадзе не выразил ни удивления, ни беспокойства, ни волнения. Он был готов ко всему и молча последовал за ними.
Сидя в салоне автомобиля, в окно не глядел. Голова его была низко опущена, и только Бог знает, какие гнетущие думы одолевали его, что проплывало перед его глазами. Может, мрачные застенки камер НКВД, а может, арестантские вагоны, трюмы речных пароходиков, скученность, грязь и вонь холодных бараков, забитых трёхъярусными кроватями, и лесоповал на пятидесятиградусном морозе.
Когда машина остановилась у парадного подъезда Министерства иностранных дел, он глазам своим не поверил, потом облегчённо вздохнул.
Со Сталиным Кавтарадзе больше не виделся. Сознавал, что он — всего лишь винтик, который понадобился в тяжёлые годы испытаний гигантского государственного механизма, и в любую минуту этот винтик, как бывший в употреблении, поистёртый, вышвырнут в груду утильсырья гулаговских бараков. Этого часа Сергей Ноевич ждал, самоотверженно отдаваясь работе в советском МИДе, до марта 1953-го.