Диалог с тайным советником Сталина

Такие правители — предшественники Сталина по складу характера и психики, — известны с древних времён. В Иудее — царь Ирод, в Риме — император Нерон, в России — Иван Грозный, в Турции — кровавый султан Абдул-Гамид, в Германии — Адольф Гитлер.

Роковой выстрел

Семейная жизнь Надежды Аллилуевой не складывалась. И вовсе не потому что, потеряв интерес к мужу, она стала отдавать детям всё тепло своей души. И даже не оттого, что психически неуравновешенный муж был с ней невнимателен и груб. Ко всему этому она привыкла и давно смирилась.

Дело в том, что с глаз молодой женщины, по уровню мышления, образования и культуре стоящей много выше Сталина, спала розовая пелена обманчивого благополучия.

Способная критически оценивать всё происходящее в Кремле и в стране в целом, она не могла не реагировать и не высказывать ему своего мнения, порой в самой дерзкой форме, какую не смел позволить себе никто больше.

Надежда Сергеевна люто ненавидела Берию, Ежова, других пресмыкающихся чудовищ в человечьем обличье. И в лице самого близкого человека, мужа, она видела беспощадного, мстительного, обуреваемого дикой злобой тирана и презирала его.

Ведь Надежда Сергеевна давно и близко знала многих, против кого Сталин и его приспешники строили козни. Знала как людей честных, преданных партии и советской власти, не щадивших собственной жизни ради утверждения свободы, равенства, демократии. Как людей несгибаемой воли, не склонных к раболепству, лжи и лицемерию.

Конфликты в их доме стали явлением постоянным. Сталин, как вы пишете, Николай Алексеевич, «психовал». Да не просто психовал, в его болезненном сознании зарождалась подозрительность и недоверие по отношению к молодой жене.

Надежда Сергеевна не раз хотела бежать подальше от мужа, в Среднюю Азию, где жила её сестра Анна.

Самые близкие друзья дома — Серго Орджоникидзе, Николай Бухарин, Авель Енукидзе и бывавший наездами Сергей Киров отговаривали её, призывали к смирению, терпимости ради детей, учитывая положение Сталина как главы государства.

Кульминацией семейной жизни Сталина стал день пятнадцатой годовщины Октябрьской революции. Традиционный банкет давался в кремлёвских апартаментах генсека.

Пригласили самых близких и верных, покорных членов правительства.

Хозяин, не уступавший никому роль тамады, поднялся и на сей раз, предложив выпить за победу Великого Октября во главе с величайшим гением человечества, основателем коммунистической партии, организатором и вдохновителем победы — Владимиром Ильичом Лениным.

Все поднявшиеся вслед за вождём стоя опустошили бокалы. Осталась сидеть и не подняла свой фужер одна лишь Надежда Сергеевна.

Минутное напряжение гостей рассеял Вячеслав Молотов. Обратившись к сидящему рядом Иосифу Виссарионовичу сказал:

— Дорогие друзья, а теперь давайте нальём и поднимем бокалы за вдохновителя и организатора всех наших побед, за верного соратника и продолжателя дел Ильича, за нашего любимого друга, ведущего всех нас и народы нашей страны к светлому коммунистическому будущему! Долгих вам лет жизни и крепко держать руль величайшего из флагманских кораблей — Страны Советов.

Раздались возгласы: «Ура-а-а!» И вновь все залпом осушили бокалы.

Надежда Сергеевна по-прежнему продолжала сидеть, склонив голову, с грустью глядя на свой бокал. Кто-то из сидевших рядом шепнул: «Надюша, за Иосифа Виссарионовича не выпить нельзя».

Аллилуева подняла голову и невольно глянула на мужа. На каменном лице Сталина дрогнули и чуть сдвинулись брови, на лбу пролегла глубокая складка напряжения, отчего лоб стал ещё уже. Жёлтые от табачного дыма зубы разомкнулись.

Уставившись на жену холодным, пронизывающим взглядом, он грубо крикнул:

— Эй, ты, пей!

— Я тебе не «эй ты!» — дерзко бросила вызов Надежда Сергеевна и, порывисто поднявшись из-за стола, уверенно направилась к двери. За ней поспешила Полина Семёновна Жемчужина, жена Молотова.

После минутного замешательства в зале воцарилась тягостная тишина. Сталин, ничем не проявив своего волнения, по крайней мере внешне, отставил пустой бокал в сторону, взял лежавшую на пепельнице погасшую трубку и, направившись к кухонной двери, спокойно сказал:

— Прикурю, забыл спички.

Гости сели на свои места, с минуту молчали, словно на похоронах, затем одни заговорили тихо, другие вышли на балкон, чтобы покурить, третьи стали медленно прохаживаться по залу в ожидании возвращения хозяина.

Сталин вернулся с дымящейся трубкой и важно уселся на своё место, гости тоже поспешили занять свои кресла. Когда кремлёвский кёльнер поставил перед вождём пустой фужер и склонился, чтобы наполнить его хванчкарой из бутылки, завёрнутой в белоснежную салфетку, Сталин неловким движением искалеченной левой руки отстранил его, взял бутылку коньяка, наполнил бокал и залпом выпил.

Примеру хозяина последовали и гости.

Обстановку разрядил весёлый, добродушный Серго Орджоникидзе, предложив очередной тост — за детей.