«Не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого — тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, стране, то мы к сорок первому году несравненно были бы сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении. Во-первых, были бы сильнее, потому что у нас было бы ещё несколько сот тысяч передовых, преданных коммунизму людей, которых ни за что ни про что погубили в те годы. Эти люди находились бы на командных постах в стране и армии, на разных командных постах — от самых высоких до самых маленьких. И вот все они без всяких оснований были уничтожены. И мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами тех кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого — тридцать восьмого годов. Тут не надо персонифицировать: такой-то воевал бы так-то, такой-то — так-то. Не в этом дело. Дело в том, что воевали бы и все они, те, которые выбыли. И не только воевали — в армии и партизанских отрядах, но и хозяйствовали, работали в тылу, вообще занимались бы важным делом вместо того, чтобы пилить дрова, рубить лес, если только не были поставлены к стенке.
И, наконец, атмосфера. Представим себе войну сорок первого года с иной атмосферой, с тем, что не было тридцать седьмого — тридцать восьмого годов, не было запуганности, не было недоверия, не было шпиономании. Если бы всего этого не было, очевидно, страна ни в коем случае не оказалась бы такой неготовой к войне, какой она оказалась. Это исключено. Только обстановкой чудовищного террора и его отрыжкой, растянувшейся на ряд лет, можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения…»
«Вместо того чтобы в преддверии войны собрать армию в кулак, — продолжает вспоминать Иван Степанович, — и думать о действительной опасности, об опасности, надвигавшейся на границах, о приведении войск к предельно боевой готовности, думали о том, кто ещё может оказаться изменником, кто ещё может оказаться на подозрении, кого ещё надо изъять до того, как немцы нападут на нас, если нападут. Вот о чём заботился в это время Сталин».
В то же время существует факт непреложный, что те люди, которые остались, выросли в ходе войны и оказались у руководства армией, именно они и выиграли войну, находясь на тех постах, которые они постепенно заняли.
Вы, Николай Алексеевич, как главное действующее лицо романа, почему-то скомкали этот раздел — важный в жизни и деятельности вождя.
А ведь как военспец и советник могли бы сказать потомкам многое из того, что было сделано Сталиным в этот период, что не дойдёт до последующих поколений.
Хотя бы потому, что большинство документов, отражающих нелепые приказы и действия Верховного, под всякими грифами были тщательно отобраны и уничтожены ещё при его жизни.
Скажите, Николай Алексеевич, вы лично были уверены в виновности славного сына России, участника боёв в Испании, Героя Советского Союза, талантливого и опытного командарма 2-го ранга, командующего Западным Особым военным округом (Белорусским) Д.Г. Павлова?
Разве не знали вы о том, что в первых числах июля сорок первого года, то есть через десять дней после начала войны, заместитель председателя Совнаркома небезызвестный наушник вождя Лев Мехлис, прибыв в штаб Западного фронта, объявил командующему, что по решению ЦК и приказу Сталина он арестован за измену Родине и предательство.
Павлов был увезён в Москву а через две недели во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке расстрелян одним из палачей Берии.
Одновременно с командующим Западным фронтом были схвачены его командиры: начальник штаба В.Е. Климовских, начальник связи А.А. Григорьев, командующий артиллерией фронта Н.А. Клич, командующий 4-й армией А.А. Коробов. И тоже, будучи ни в чём не повинны, приговорены к высшей мере — расстрелу. А всё из-за ошибок и проявления упрямства вождя.
Сталин задумался. Но лишь тогда, когда до его сознания дошло, что путём расстрелов командующих и поднятия морального духа солдат, имевших одну винтовку на двоих, кидавшихся под танки со связками гранат или с фляжками и бутылками, наполненными бензином, поджигая себя вместе с танками, врага не остановишь.
Вспомнил о многих из тех сотен тысяч обвинённых в измене Родине в предвоенные годы, в том числе и отличившихся в боях в Испании, русских героях, большинство из которых по возвращении на родину были заподозрены в шпионаже в пользу буржуазных стран.
Их обвинили в измене родине, кого-то расстреляли, кого-то сослали в концлагеря, уже советские.
И тогда уцелевшие от пуль и голодной смерти бывшие командиры Красной армии — Рокоссовский, Батов, Горбатов и другие — согласно приказу Сталина были освобождены.
Измождённых от непосильного физического труда, голода и холода, едва державшихся на ногах от истощения, их сначала подкормили, а затем, вернув чины и сорванные боевые награды, представили пред светлые очи вождя.